Золотой скарабей - стр. 15
Однажды, уже не в первый раз, Андрей оказался на Красной площади, на этот раз с мольбертом: решил зарисовать Спасскую башню, а может быть, и чей-нибудь портрет сделать. Лица изображать он любил с детских лет, сперва непохоже получалось, но теперь сразу можно было признать знакомого.
Он уже заканчивал карандашный рисунок Спасской башни, как к нему подошел солидный и красивый мужчина в белом парике. Спросил:
– Можешь мое лицо запечатлеть на фоне этой башни? Мне ехать надобно, путь не ближний, горы и море, а с собой портрет свой, да еще рядом с Кремлем, недурственно было бы взять – на сердце теплее.
Андрей вгляделся в лицо странного человека, а как взглянул, так не мог глаз отвести. Что за славный лик! Правильные черты, прямой нос, брови – две дуги, на губах приятственная улыбка, но главное – общее, какое-то необыкновенное выражение ума и доброжелательности. А ведь в парике, в шитом камзоле – богат, видать, но держит себя, словно ровня ему, безвестному вьюноше.
– Готов? – спросил господин, терпеливо дождавшись, пока художник очинит карандаши и приспособит этюдник.
– Пожалуйста, еще две-три минутки, и я буду готов, ваше сиятельство! – засуетился Андрей.
Ах, как ему хотелось запечатлеть, пусть и в карандаше, сей благородный лик! Он очень старался, казалось, вот-вот получится. Но улица есть улица. Откуда-то возник еще один господин и, состроив забавную рожицу, встал за тем, что в белом парике, да еще растопырил пальцы, а потом заговорил быстро, образно, весело, с многими прилагательными. Видно, они были знакомы, потому что «белый парик» забыл о неподвижности и воскликнул:
– Ба! Кого я вижу! Настоящее сиятельство, князь Иван Михайлович Долгорукий! Откуда и куда путь держишь?
– Дорогой Аполлон Аполлонович, славный наш друг Мусин-Пушкин, кому ты вздумал доверить свою персону? Я для тебя настоящего художника поставлю, Левицкого, он сделает тебе отменный портрет.
Лицо Андрея залилось багровой краской.
– Не смущайся, вьюноша, – заметил «белый парик».
А Долгорукий (тоже простой!), обращаясь к Андрею, произнес целый монолог:
– Молодой человек, знаете ли вы, кто перед вами? Запомни, друг ситный: граф Мусин-Пушкин – человек редких талантов, аристократ, но не вельможа, не барин, ибо посвятил он себя нау-ке! Обладающий обширными познаниями в химии и минералогии, это известный в Европе ученый, член академии наук Петербургской, Берлинской, Туринской и… Лондонской. Его сиятельство начальствует над горными производствами на Урале и на Кавказе! Ты понял – как тебя зовут? – И князь толкнул Андрея в бок. – Андрей, Андрэ? Из наших мест будешь? Уж не из шереметевской или какой усадьбы? Любят они учить дворовых.
– Я еду по приказанию графа Строганова, – окончательно смешавшись, понимая, что рисунок закончить не удастся, пробормотал Андрей.
– Ах, Строганова? Ну это другое дело. Этого – хоть он и граф, а не князь, – я уважаю, бывало, сиживали мы с ним за одним столом, не скажу, за каким.
– Дорогой князь, ты совсем перепугал нашего живописца, перестань шутить.
– Я не шучу: Строганов, а не Шереметев, первый богач в России!
– А что, разве мы с тобой бедны?
– Мы с тобой, Аполлон Аполлонович, богаты, да только не в сундуках и ларцах наши богатства хранятся, а вот здесь! – Долгорукий постучал по голове. – Да еще здесь. – И приложил руку к сердцу.