Золотой камертон Чайковского - стр. 20
– Евграф Никанорович, я тебе как старому сыщику доверяю, и чутью твоему, но пойми, что-то тут не то, – уговаривал капитана Рюмина полковник Шеляпин. – Мы уж так плотно ее в оборот взяли, а результата ноль. Хоть бы зацепочка какая… Может, ошибся ты, а?
– Похоже на то, – неохотно согласился Евграф Никанорович. – Дал маху старый дурень. Гоните в шею.
– Ну, это ты брось, никто тебя гнать не собирается, а только дело раскрыть надо, – твердо закончил полковник.
Да он и сам бы всей душой, а если ухватиться не за что? Тяжело вздыхал капитан, трясясь в хвосте пустого вагона. Он засиделся на работе и едва успел на последний трамвай. Вагон потряхивало, стучали колеса, за окном моросил противный холодный дождь, который зарядил еще с обеда и все никак не мог закончиться. Желтый свет фонарей расплывался в лужах, словно яичный желток на сковороде, в животе протяжно заурчало. Эх, старый ты сыч. Так и проживешь всю жизнь один, без дома, без семьи, попенял себе капитан. А как бы было здорово прийти домой, а там щи или, скажем, борщ в подушке завернутый, или картошечка, и жена не ложится спать, тебя ждет, и приголубит, и накормит, и выслушает. А ведь ему, горемычному, и голову некуда приклонить. Совсем пригорюнился капитан и с тоской подумал, что так, наверное, подкрадывается старость. С мыслями об одиночестве, неустроенности и жалостью к себе. Трамвай прогрохотал через мост, и Евграф Никанорович, подняв воротник и надвинув поглубже на глаза фуражку, пошел к дверям.
– Здорово, Евграф Никанорович, слушай, чего расскажу! – входя утром в кабинет, окликнул его Никита Чугунов, как всегда, бодрый и довольный жизнью.
Оптимист, комсомолец. Молодой дурак, – невесело и даже зло подумал про себя капитан, неодобрительно глядя на Никиту.
– Ну что там у тебя?
– У меня сестра старшая врачом в больнице работает, так вот, представь, к ним вчера по «Скорой» тетку какую-то привезли. Очень тяжелый случай, отек легких, сердце, еще там что-то, я уж, признаться, забыл, – шлепаясь на стул, рассказывал Никита. – Они ее, значит, спасать: капельница, еще чего-то, давление померили, и не могут понять, что же с ней такое, а когда анализы взяли, выяснилось, что у тетки тяжелое отравление. И ты знаешь, чем? Тем самым веществом, которым Щеголев отравился. Хлор оксид, или оксид гексид… вот ведь и не выговоришь. В общем, я даже обалдел и подумал, что ты уже целый месяц бьешься, где убийца этот редкий яд достал, а он вот, пожалуйста, вовсе и не редкость, им даже какая-то уборщица отравиться могла, – беззаботно болтал Никита.
– Какая больница? Как сестру зовут? – вскакивая с места, спросил Евграф Никанорович.
– Куйбышевская, а сестру Варварой звать. Носова Варвара Евгеньевна, она по мужу Носова! – вслед Евграфу Никаноровичу зачем-то прокричал Никита.
– Добрый день, это вы меня спрашивали? Вы извините, у меня сейчас обход, – объясняла Евграфу Никаноровичу строгая молодая женщина в крахмальном халате и шапочке. – Вот тут ординаторская, подождите. Через двадцать минут я закончу, и мы сможем поговорить.
Возражать строгой докторше Евграф Никанорович не решился. Только удивился про себя, до чего же не похожи брат с сестрой. Никита всегда даже при праздничном параде выглядел этаким шалопаем, а вот сестра у него женщина серьезная, с такой не поспоришь…