Золотошвейка - стр. 52
– Ты ей веришь, Хед? – задушевно спросила Элена, наклоняясь так низко, что почти касалась его волос.
– Она не соврала ни разу, – холодно ответил граф.
– Но всю ли правду она нам говорит? – задумчиво вторил гостье Молрой. – Мнится мне, что у этой девушки есть кое-что про запас…
– Всю! – закричала я от несправедливого обвинения, – Мне нечего скрывать! Все произошло совершенно случайно!
– Случайно король Мадурновос разрушил самый неприступный в мире город Касир, заехав вернуть жену после бала, – проворчал Ноилин, обреченно махая рукой, будто одно мое присутствие приносит несчастья.
Даже опустив глаза, я чувствовала пристальный изучающий взгляд графа. О чем он думает? Намерен ли он пришпилить пойманную бабочку на булавку или отпустить ее на волю? Я никак не могла понять, как он относится к тому, о чем я говорила. Его фразу «она не соврала ни разу» можно было понять по разному: не только как «я ей верю», но и «мне не удалось уличить ее во лжи», а это, признайте, совсем разные вещи. Я так устала оправдываться и доказывать свою невиновность, что дошла до полного безразличия к дальнейшей собственной судьбе. Случайность я или закономерность, а все, что меня сейчас волновало, так это то, когда все это закончится.
– Это судьба, – вдруг задумчиво сказала Элена, перехватив тон, заданный Ноилином, – о, у Судьбы много орудий. Особенно незначительных. Маленьких, полезных орудий. Камешков, попавших в башмак и в самый неподходящий момент впивающихся в ногу, когда ты убегаешь от погони. Монеток, оказывающихся фальшивыми именно в тот момент, когда требуется выкупить собственную жизнь… Разве не эти судьбоносные досадные мелочи иной раз полностью меняют всю нашу жизнь?
Я бросила удивленный взгляд на Элену, попутно заметив, что и граф, нахмурившись, поднял на нее глаза. Но она как ни в чем не бывало улыбнулась, оторвалась, наконец, от кресла и не спеша приблизилась ко мне, с непроницаемым лицом окидывая мою застывшую фигуру с головы до ног. Иолль хмыкнул и отошел в сторону, оставив меня наедине с этой элегантной красавицей. Я представила саму себя со стороны и невольно покраснела, почувствовав себя уродиной с багровым пятном от вчерашней пощечины на щеке и замарашкой: со вчерашнего сказочного появления из кухонного подъемника ни платье сменить, ни толком почиститься я так и не успела.
– Камешек так камешек, – вымученно улыбнулась я, – мне не привыкать. Вы еще чего-нибудь желаете узнать, господин граф?
А Ноилин молчал, безразлично глядя на нас.
Оживление и даже интерес, появившиеся на его лице во время разговора, исчезли, и он опять надел привычную хмурую маску недовольства и надменности. Я пожалела об этом. На какую-то секунду мне показалось, что под этой маской скрывается совершенно иной человек.
Но вот он в очередной раз скривился, судорожно сжав длинными пальцами синие подлокотники, и внезапно я с ужасом поняла: это уже не недовольство, это боль. Его мучил такой сильный приступ боли, что он едва сдерживался. На какое-то мгновение я так явственно ощутила эту боль, что от неожиданности отступила на шаг назад.
– Чего испугалась? – грубо бросил Ноилин, буравя меня глазами. – Я еще жив. Рано хоронить.
Глаза были бешено-злыми, губы стиснуты до белизны. «Пусть, пусть позлится, – чуть не плача, мстительно подумала я, в собственной злости обретая силы, – это как кровопускание: – дурную кровь спустит, глядишь – и легче станет». Я чувствовала все сразу: и злость на его грубость, и дикое отчаяние при виде страдающего человека, и жалость, которую он так успешно во мне подавлял.