Золотошвейка - стр. 44
Судя по настроению Джаиля, мне не просто никто не поверит, но даже и слушать не станет. Ни у кого даже сомнений не возникло, кто убил графа Ноилина, и теперь оставалось лишь вынести вердикт.
Мстительный Джаиль, который, по-моему, посещал меня в моем заточении лишь для услады собственных глаз, находя меня висящей и страдающей, с превеликим удовольствием добавлял масла в огонь моих сомнений, живописно рисуя, какие выводы – с его подачи – сделали разгневанные гости.
Оставалась одна надежда – на Тильду. Все-таки это неудачное воплощение ее идеи, ее фантастически неудавшийся план. Но сознается ли она в содеянном, зная, что ее зелье оказалось совсем не того свойства, что было задумано? Что может быть проще, как обвинить во всем меня? Я не слишком хорошо знала Тильду и, хотя верить в ее неискренность не хотелось, не представляла, что от нее ожидать. Собственное будущее рисовалось мне самыми тусклыми красками и в самом зловещем виде.
…Не знаю, сколько времени прошло, несколько часов или несколько столетий, но в мою темницу вошел, наконец, кто-то еще, кроме опротивевшего мне Джаиля.
Это был «серый камзол», Крэммок. Он бесстрастно оглядел меня, осторожно приподнял худыми пальцами мой подбородок и, глядя в глаза, спросил:
– Откуда у тебя катари рабс?
– Что? – непроизвольно всхлипнула я. – Какой рапс?
– Катари рабс – яд, весьма редкостный. Его делают из частей некоторых моллюсков с далеких Монзорских островов, густо приправляя заклятьями. Это не простой яд, который обычно опытный маг может обезвредить задолго до того, как он попадет в его тело, и даже после того, как он его выпьет. Катари рабс – яд исключительно для магов. Мало кто знает, как с ним бороться. К счастью, однажды я уже имел такое удовольствие сталкиваться с ним раньше и выжил. Без этого вряд ли мне удалось бы спасти графа Ноилина.
– О хвала богам! – заорала я, щедро выливая слезы. – Он жив!
Если бы у меня были свободны руки, я бы обняла Крэммока и расцеловала!
– Да, – слегка удивился «серый камзол», – ты решила, что он умер?
Он обернулся и посмотрел на мрачного Джаиля, мстительно улыбавшегося мне.
– А теперь расскажи, девушка, что ты об этом знаешь.
От радости я готова была рассказать что угодно, тем более что скрывать мне было нечего. Но, описывая замыслы Тильды, теперь я посмотрела на ее идеи и поступки с другой стороны. У меня было время подумать.
По моему глубокому убеждению, Тильда, равно как и моя сестра Селина, относилась к той отнюдь не редкой категории людей, которые стесняются Голой Правды. И как любой стеснительный человек, такие люди искренне стараются прикрыть неприглядную с их точки зрения наготу хоть чем-нибудь, начиная от приукрашивания и заканчивая броней откровенной фантазии. Так что Правда нередко оказывается в лагере противника. Но это не мешает ее декораторам считать себя людьми исключительно правдивыми и честными.
Тильда тоже искренне верила в то, о чем говорила. Она могла бы даже убедить в этом и меня, однако я слишком долго времени провела рядом с Селиной, поэтому прекрасно различала все оттенки лжи. Но дело было в том, что ее ложь могла вовсе не иметь никакого отношения к «катари рабсу». Тильда могла скрывать что угодно, например, что зелье варила все-таки не она сама или граф вовсе не ее отец, а предмет тайного вожделения. И как бы это ни объяснялось, суть ее притязаний оставалась неизменной – привлечь внимание графа Ноилина, и она делала это всеми возможными способами. Вот только не верилось мне, что она намеренно отравила хозяина. Тильда мне нравилась – вот ведь незадача.