Золото, перина и ночная чертовщина - стр. 3
– Добрый ли он? – спросила младшая.
Ответ был известен лишь на первый вопрос, но после него два других отпадали сами собой. С доходом в восемьдесят тысяч фунтов лорд Хендерсон мог позволить себе быть косматым горбуном в прыщах с головы до пяток, дурно пахнуть и мучить котят: все равно все девушки Гринхеда мечтали бы выйти за него замуж.
Дочерей четы Уоткинс звали Маргарет, Мэри и Мэй. Отдадим должное непоколебимой последовательности их матери, которая, родись у нее сыновья, назвала бы их Джонатан, Джон и Джо. Но Богу было угодно подарить ей трех дочерей. После рождения третьей она сообщила мужу, что детей у нее больше не будет. Если бы родилась четвертая, то из верности принципам ее пришлось бы назвать Мэ или М’, а это уж никуда не годится.
На сообщение о доходах молодого лорда юные леди Уоткинс откликнулись каждая по-своему: Маргарет упала в обморок, Мэри бросило в смертельный жар, едва ее не погубивший, а Мэй прижала руку к груди, чтобы сдержать биение взволнованного сердца.
Все три девушки из благородного английского семейства были необыкновенно нежными созданиями. Миссис Уоткинс могла гордиться своими хрупкими творениями с легкими светлыми волосами и тонкой костью, экономно прикрытой плотью. Она следила за узостью их талий и приучила говорить тихими голосками, будто с трудом протиснувшимися наружу. Девушки сродни поклаже: чем меньше занимают места, тем проще их пристроить.
Маргарет, будучи старшей сестрой, делала все от нее зависящее, чтобы как можно скорее выйти замуж. Она сидела только на подушках, носила самые дорогие материи – иных ее чувствительная кожа не терпела. Вино пила из хрусталя, а чай – из тончайшего фарфора, рискуя порезать им нежные губы. При этом тверда была, как скала.
Мэри, средняя сестра, усердно соблюдала те же заповеди. Она верила, что наделена актерским талантом, и охотно лишалась чувств от красоты видов. Однако в возбуждении могла порой взбежать по лестнице, а проголодавшись – с аппетитом наброситься на еду.
Мэй, младшая, была в самом деле слабого здоровья. В детстве часто болела, так что, можно сказать, росла больше в детской, а не в саду. Она стала робкой девушкой, но с теми, кому удавалось ее приручить, вела себя мило и не без кокетства кошечки, любящей лакомства.
Старшие сестры завидовали ее прозрачной коже, на которой от малейшего давления оставался след. А запястье! Оно было до того тонким, что Маргарет могла обхватить его двумя пальцами. И тогда забавы ради она сжимала его посильнее, проверяя, выдержит ли хрупкая кость ее хватку. Мэй, по своей доброте и мягкости, не противилась.
Что ни день сестры Уоткинс соревновались по части недомоганий: то у одной начнется мигрень, то другую измучает слишком яркий солнечный свет. Стоило младшей уколоться булавкой, как весь дом сотрясался от страданий. Садима бежала на помощь в любое время дня и ночи – с нюхательной солью, платками и мятным ликером.
Тем временем миссис Уоткинс в гостиной наконец пришла в себя. Восемьдесят тысяч фунтов стерлингов!
Мистер Уоткинс, глава семейства, знал толк в делах. Маргарет принесет в будущую семью более чем солидное приданое: земли, весьма недурную ренту и даже небольшую плантацию в Индии. Так что родители могли позволить себе отказаться от женихов с доходом ниже десяти тысяч фунтов. Миссис Уоткинс часто мечтала выдать свою старшую за мужчину тысяч в двадцать. Однако подобной партии в их окружении ни разу не появлялось. И потому объявившийся по соседству холостяк с восемьюдесятью тысячами фунтов стерлингов дохода был воистину чудесным открытием.