Золотце ты наше. Джим с Пиккадилли. Даровые деньги (сборник) - стр. 42
– Бак для вас прямо личный друг! А мне он определенно не понравился.
– Да ну его! – презрительно отмахнулся Уайт.
Мы уже повернули к дому, когда до нас через поле донесся звон колокольчика.
– Значит, вы считаете, нужно ждать Сэма? – спросил я. – Рано или поздно он появится?
– Вот именно.
– Много вам будет хлопот!
– Уж такая у меня работа.
– Наверное, и мне следует относиться к этому так же. Но хотел бы я все-таки знать, что Бак собирается сделать…
Уайт наконец снизошел до объяснений по этому мелкому пункту.
– Думаю, они стукнут вас мешком, – небрежно бросил он, явно вполне хладнокровно рассматривая подобную перспективу.
– Мешком? Как занятно!..
– А ощущения какие занятные! Я-то знаю. Мне доставалось.
Мы расстались у двери. Утешитель из Уайта никудышный. Он не снял тяжести с моей души.
Глава VII
Оглядываясь назад, я понимаю, что наше знакомство с Одри только и началось после ее приезда в Сэнстед. Прежде, во времена помолвки, мы оставались чужими, искусственно связанными, вот она и вырвалась из пут. Теперь мы впервые начали узнавать друг друга, открывая, что между нами много общего.
Это не встревожило меня. Зорко стоя на страже, не проблеснет ли хоть легчайший признак в дружеском общении с Одри, свидетельствующий об измене Синтии, я не обнаруживал ни единого. Напротив, я испытывал огромное облегчение, мне казалось, опасности нет ни малейшей. Я и не представлял себе, что смогу испытывать к Одри такое ясное чувство, такую легкую спокойную дружбу. Последние пять лет мое воображение столько раз воскрешало воспоминания о ней, что я воздвиг некий сверхчеловеческий образ, какую-то богиню. То, что я испытывал сейчас, было, конечно, естественной реакцией на то состояние души. Вместо богини я увидел общительную женщину, и мне представлялось, будто это я сам, простой силой воли отвел Одри разумное место в моем жизненном укладе.
Наверное, не слишком умный мотылек придерживается таких же взглядов на горящую свечу. Влетая в пламя, он поздравляет себя с тем, как здорово он выстроил отношения, на отличнейшей основе, полной здравого смысла.
И вот, когда я чувствовал себя ясно и безопасно, грянула беда.
Была среда, мой «полувыходной», но за окнами лил дождь, и бильярд в «Перьях» не настолько манил меня, чтобы отшагать две мили. Я устроился в кабинете. В камине потрескивал приветливый огонь, и темноту освещало лишь поблескиванье углей. За окном шуршал дождь, ровно попыхивала трубка. Все вместе, да вдобавок мысли о том, что, пока я блаженствую, Глоссоп сражается с моим классом, навевало на меня задумчивый покой. В гостиной играла на пианино Одри. Музыка слабо долетала через закрытые двери. Я узнал мелодию. Интересно, вызывает ли она и у Одри те же воспоминания, что и у меня? Музыка смолкла. Я услышал, как открылась в гостиной дверь и в кабинет вошла Одри.
– Я и не знала, что тут кто-то есть, – сказала она. – Я замерзла. А в гостиной камин потух.
– Проходи и садись, – пригласил я. – Ты не против, что я курю?
Я подвинул для нее кресло к камину, ощущая при этом определенную гордость. Вот я наедине с ней, а пульс у меня стучит ровно, мозг холоден. Передо мной мелькнул образ Настоящего Мужчины – сильного, хладнокровного, железной рукой контролирующего свои эмоции. Я упивался собой.
Одри посидела несколько секунд, глядя в огонь. В самой середке черно-красного угля плясали тоненькие язычки пламени. За окном слабо завывал ураган, и струи дождя хлестали по стеклу.