Золотая Орда. Освобождение - стр. 16
– Номер роддома? – я чуть сильнее сжал телефон.
– Второй.
– Хорошо, будьте там.
Я позвонил своему человеку и попросил его узнать, как обстоят дела с родами Камилы – его жена работала там врачом. Не получив ясного ответа, я уже потребовал проконтролировать этот процесс. Я заметил, что волнуюсь – всякие глупые мысли стали закрадываться мне в голову. Я вспомнил молитвы, и какое-то время повторял их. Не выдержав тишины, Рустем спросил:
– Все в порядке?
– Думаю, да, моя рожает, – максимально спокойным голосом сообщил я. А внутри – бушевала буря.
– Понятно, – Рустем, как всегда, был краток. И только по его ухмылке было понятно, что он рад.
Я сделал звонок Султанчику.
– Алло. Вылетай, клиент ждет. По прибытию дам координаты.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Камила
Стоял пасмурный вечер, когда мне, наконец, принесли мою дочку. Ключевое слово – наконец-то! Я не могла успокоиться, все эти 4 часа, пока была без моей малышки в послеродовой палате. И хотя мои соседки – болтушки пытались меня отвлечь (да-да, у меня не было виповской палаты, ведь это был старый, еще советского образца, роддом), мое сердце не знало покоя.
До тех пор, пока я не взяла свою дочь на руки.
Все вокруг замерло, перестало существовать, как тогда, в первый раз, когда малышку приложили к моей груди, в родзале. Длинные, темные реснички, чуть розоватая, еще сморщенная кожа, густые волосы изумительно красивого, кофейного оттенка. Я смотрела на нее и не могла поверить, что именно я смогла родить столь прекрасное создание. Ощущать себя творцом – было восхитительно, непередаваемо.
– Добро пожаловать в этот мир, Ясмина, – прошептала я, с благоговением целуя дочку в мягкий лобик.
Не буду вдаваться в подробности, как проходили мои первые сутки в роли матери и роженицы. Обработка швов, болезненные уколы – которые ставились всем нам, нелестные замечания детской медсестры, добрые слова врача, что «все получится». Попытки расцедить налившуюся грудь, негативные, столь давящие и раздражающие, комментарии соседок по палате. Усталость и боль. Сомнения в себе, подкрепленные отсутствием молока у других мамочек. Мои тихие молитвы, а еще – ожидание, когда же мой Тимур даст о себе знать. Да, он звонил еще утром, однако я была не в состоянии ответить. Я могла бы позвонить братьям, но…
Хотела, чтобы любимый сделал это сам – чтобы именно он позвонил мне. Снова. Я нуждалась в нем – в его поддержке, его внимании. Мне казалось – стоит только услышать родной голос, как все печали отступят от меня, как молоко, вдруг, наконец-то пойдет, что боль стихнет, что… Многое что.
Ясмина, перестав терзать мою грудь (именно терзать, ведь молоко все еще не шло), уснула. Я аккуратно положила ее. Замерла, любуясь дочкой. Она спала мирно, сладко. Моя маленькая, родная кровиночка. Я грустно улыбнулась – если к утру не придет молоко, то дочку будут еще больше докармливать смесью – ведь она значительно убавила за эти 2 дня – была 3900, а теперь – 3650. Я переживала и чувствовала себя никудышной матерью. Господи, пусть у меня получится кормить доченьку грудью! Меня абсолютно не волновало то, о чем беседовали две соседки по палате – что форма груди станет ужасной, что это жутко неудобно – ведь ребенок будет привязан исключительно к тебе, источнику питания. Я имела свой, отличный от них, взгляд на материнство.