Золотая лоция викингов - стр. 56
– Для совета пусть останутся старшие дружинники Семик, Ломонос, Мышец и Тороп. Остальные пусть идут на берег, смотрят, как готовят лодии и лодки к походу. Чтоб пеньку хорошо сушили, прежде чем в берёзовом дёгте вымачивать и в щели забивать, и всякое другое…
Князь положил тяжёлые, большие руки в золотых перстнях перед собой на доски стола.
– А ты, князь, ещё рассудить обещал Хора и Сохатку, – сказал Семик, усаживаясь по правую руку от князя.
– А чего там?
– Негодник Хор украл козу, убил, повесил в лесу и ел сырую тайком три дня, пока его дети не заметили. Стребляне его в яму посадили, думают, он волк-оборотень, ведь домашние животные уже давно пропадают у всех в окружающих селениях.
– Хорошо, тащи его сюда.
Пока Ломонос распоряжался по поводу вора, Стовов решил допытаться, почему не пришёл старший воевода, мудрый Кудин, может, Резан не верит в успех похода, и решил не посылать верного человека.
– Так что, почему Кудин не пришёл? – спросил он.
– Кудина на охоте задрал медведь. Подломилась острога, остался против громадины с одним ножом. А у медведя на одной лапе таких ножей пять штук. Вот и задрал. Славный был воин. Может волхвы вылечат его, но, когда мы уезжали, он уже чёрный весь лежал, уже не стонал, дышал еле-еле… – тихо сказал Мечек, и вдруг оживлённо добавил, – пока шли, сцепились на реке Моче с мокошью. Они со скарбом переправлялись по льду в сторону Оки. Они в прошлые семенины сожгли наш город Игочев. Мы напали на них вдруг, недалеко от берега, они бросили сани на льду и вышли на берег в снег непролазный. Спешились мы, но победа не далась, лёд у берега крошился под нами. Они пускали из зарослей стрелы. Пришлось от них отстать, взять всё ценное, а сани их сжечь. Потом приключений до самого Стовграда не было.
Вздрагивая от взглядов, в тишине, рабыня с синяками на лице, по знаку Торопа бросила шитьё, взяла из углей и поставила на стол горшок дымящегося мяса, вынула из-под полатей кувшины медовой браги, принесла и поставила кубки, ржаной хлеб с отрубями, мочёную клюкву. Как драгоценность, она поставила на стол солонку из гранита. Стовов кивнул, а Мышец, улыбаясь в рыжие усы, разлил по чашам из меди тягучий янтарный напиток.
– Что нового в городе эрезени, здоров ли брат мой, князь Пашус? – спросил Стовов, стуча перстнями по столу, – не тревожат ли мурома и дедичи? Как сыновья его растут?
– Все славно, хвала богам, город Рязань вся ширится на торговле с хазарами и булгарами, сделали две новые угловые башни, второй хороший колодец, загоны для скота вынесли за стены. Эрзени, что выбирали место для своего города и капища бога Верипаза в незапамятные времена, хорошее место нашли, и князь правильно сделал, что его занял, а не стал строить свой город. Князь Пешус принял имя Гостислав, а потом ещё имя Резан, и стал бодр, словно зрзенские боги стали его своим признавать. Он быстро оправился от болезни лихомановой. Сам ходил на восток собирать дань с муромы, мокоши и эрзени. Только на юге за куликовыми полям у Хопра и Суры дедичи с хазарами и аланы торговле мешают. Только вот во всём поочье голядь пока держится от этой чуди мокшанской, хотя их дедичи и вятичи с юга совсем прижали, а мы с востока. Сыновья князя растут быстро, крепко, скоро на коней сядут да будут постриги их в мужчины. А говорят, пятеро твоих сыновей и старший Часлав тоже растут быстро и крепко?