Зной - стр. 16

У нее даже мурашки по коже побежали. Предполагалось, думала она, что ты куда больший ублюдок, Реджи Солт.

Каковым он немедля себя и зарекомендовал:

– Ладно, если я тебе понадоблюсь, позвони. А сейчас мне пора убираться отсюда. Прежде всего, у меня времени в обрез. Я должен быть в Уоттсе.

– Ты же не работаешь в Уоттсе, – сказала она.

– Верно, однако теперь им понадобилось, чтобы в Уоттсе заправлял черный. Это отвечает их представлениям о справедливости.

Он допил свой кофе, постарался подманить официантку, но та уже скрылась за вращающейся дверью. Реджи встал, полез в карман за бумажником.

– Еще пару минут. – И Глория указала пальцем на его стул. – Все равно ты сейчас никуда не доедешь, Олимпийский перекрыт.

– Я доеду. – Он изобразил вой сирены. – Эта штука и на Четыреста пятой в час пик отлично срабатывает.

Глория по-прежнему указывала на стул. Реджи улыбнулся и сел.

– Как я скучаю по твоей херне, Гиги, – сказал он.

– Что мне теперь делать?

– Думаю, родственникам его позвонить. Почему бы им этим не заняться?

– У него нет родственников. Он был единственным ребенком.

– Разведен?

Она покачала головой:

– И женат никогда не был.

– Дети?

– Я же сказала, женат не был.

– Чтобы обзавестись детьми, жена не обязательна, Гиги.

– Он был не такой, – сказала она. – Ты не знаешь, каким он был. Спокойным. Он никогда…

Ей не хотелось разреветься на глазах у Реджи, поэтому она остановилась.

– Ты не знаешь, – повторила она. – Ты никогда его не видел.

– Видел, конечно, – сказал Реджи. – Я однажды заглядывал в ваш офис.

– Когда?

– Когда завозил тебе коробку со всякой кухонной ерундой. Твой штопор, салатную чашу… помнишь?

Те месяцы она помнила хорошо: постепенное превращение вещей из их в ее, обратный осмос, преобразующий одну жизнь в прежние две.

– Он был в офисе, когда я пришел, – продолжал Реджи. – Ты еще не вернулась с ленча. И я оставил коробку ему.

– Так ты разговаривал с ним? – спросила Глория.

– Поздоровался. Кажется, спросил, где ты. Думаю, мы даже руки друг другу пожали. Он показался мне симпатичным дядькой.

– Он таким и был. Чудесным человеком.

Она взяла со стола ложку, помешала чай.

– Если детей у него не имелось, – сказал Реджи, – должен был иметься кто-то еще. Дядя, двоюродный брат, что-нибудь в этом роде. Ему сколько было, шестьдесят?

– Пятьдесят шесть.

– Ну, тогда кто-то должен быть обязательно.

– Я никого ни разу не видела, – сказала она.

– Всегда кто-нибудь да есть. Позвони его прохин… его адвокату. Завещание он оставил?

Глория подняла перед собой ладони: не знаю.

– Адвокат, скорее всего, сможет сказать тебе все, что ты должна знать. Если есть завещание, ты будешь его исполнять. Но ты не волнуйся, Гиги, делать для этого тебе почти ничего не придется. В юридическом смысле ты никакой ответственности за него не несешь.

Да, но она-то ответственность ощущала, пусть и не юридическую. Наверное, она не смогла бы объяснить это Реджи – и Барб не смогла бы, и другим девочкам тоже. Не смогла бы объяснить даже Карлу, если бы его призрак явился сюда и вытянул для себя стул из-под их столика.

Она никогда не была с ним настолько откровенной. Карл был человеком суховатым, уклончивым и застенчивым, соответственно она с ним и обращалась. Ей нравилось разговаривать с ним в его манере.

Почти тридцать шесть часов несла она бремя его смерти в одиночку, позволяя боли накапливаться, пока та не прорвет плотину и не затопит все вокруг. И сколько времени ей еще удастся сохранять покерное лицо, Глория не знала.