Размер шрифта
-
+

Знамения тишины. Стихи, романсы, пародии - стр. 3

Об этом твердят даже геи на каждом углу,
Об этом на родине знает последняя б*ядь
И цезарю из-под забрала возносит хвалу.
Гримасам судьбы в Третьем Риме сродни паралич,
Давно перекошено всё – и кварталы, и рты.
И вновь новогодний услышат все римляне спич,
И будут горды, хоть тарелки их будут пусты.

«Упоённо и благоговейно…»

Упоённо и благоговейно
Снег с утра штрихует голый сад.
В каменной трубе, шепча келейно,
Дух огня и ветер ввысь струят
Ароматы горечи каминной.
В сонном царстве святочного дня
Путается свет в тиши гардинной,
На камнях бликуя, вкруг меня.
Волнами плывут воспоминанья,
Размывая грани бытия
Между сном и явью, и сознанье
Ненароком упреждаю я,
Чай с жасмином пригубив горячий…
И благословенный мой закут
Укрывает снег, как пух гагачий,
Воспевая нежность и уют.

«Не я предала тебя, Родина…»

Не я предала тебя, Родина,
Ты меня предала.
Сколько мной горя пройдено,
Тобой – посеяно зла!
Ты всем обещала, – наверное
Стать опорой навек,
Была же советчицей скверною,
В гениях видя калек.
Ты ими мостила прихожие
Татей, ворья, чинуш,
Опричных с погаными рожами,
С полным отсутствием душ.
Так в чём твоя щедрость, Родина,
С кем ты была щедра,
Убийственная тягомотина,
Бездоннейшая дыра?
Ты беспрестанно бахвалишься,
Что с несогласных с тобой,
Как струп омертвевший, не свалишься,
Но отведёшь на убой.

Господин Великий Новгород

Господин Великий Новгород,
Где твой голос вечевой?
Ты дождался жизни впроголодь
Вместе с проклятой страной.
Даже эха не услышится
От набата твоего, —
Ветром вервие колышется,
Медь зарыта глубоко.
Нет ни времени, ни памяти,
Всё смешалось в смертный ком.
Здесь детей не учат грамоте,
Вся страна идёт на слом.
Хаос вновь грозит пролитием
Крови, лимфы и вина
Под скандалы с мордобитием
Молодцов, достигших дна.
Эх, Америка с Европою,
Не понять и не догнать
Вам нас. Мы судьбой особою
Будем в вечности сиять:
Ни законов нам не надобно,
Ни лесов, полей и рек…
Лишь подай нам узурпатора
С волчьим взором из-под век.

В некотором царстве

В царстве грёз и круглых ягодиц,
Где шампань-коблер вливают в глотки
Сонмища отпетые девиц
И мужчины, смелые от водки,
Где кривлянье, танцы, похвальба,
Деньги, секс и громкие скандалы,
Там идёт столичная гульба,
И полны картёжников подвалы.
Наркотой бомонд не удивишь.
Что ещё предложат здесь от скуки,
Если каждый папенькин малыш
Не такие почитает трюки,
Отучившись в Лондоне? Пешком
Он с рожденья своего не ходит.
Золотым он хвалится горшком
И одеждой по последней моде,
Ведь науки бездарю не впрок,
На бугатти он гоняет в полночь
По московским улицам,
Но срок даже за убийство эта сволочь
Не получит. Прожигая жизнь,
Затвердил богатенький бедняжка,
Что народ в России – это слизь,
Человек здесь – лишь его папашка.
На крови построить можно храм,
На обломках совести – помойку.
Было на Руси немало драм,
Но такой открытой наглой дойки
Мир ещё не видел никогда.
В гробище страны вбивая гвозди,
Говорить, мол, это не беда,
Никакие не решались гости
Из варягов пришлых. Но теперь
Вольница шакалья не стыдится,
И не знал ещё таких потерь
Люд, в бедой очерченных, границах.
То ли он привычен стал страдать,
То ли он давно ума лишился,
То ли повернуло время вспять,
То ль герой такой не народился,
Чтоб поднять на вилы эту гниль,
Что глумится на просторах синих,
И подонков властных сдать в утиль,
Чтоб спасти от гибели Россию…
Просыпайся, бедоносец, ты
Страница 3