Знаменитые самоубийцы - стр. 39
Когда люди сходятся, уже перевалив самую молодую и счастливую – и длительную, от 17 до 37 (20 лет полного физического расцвета!) – пору жизни (а мы сошлись с моей женой, когда обоим тянуло все ближе и ближе к 40), – когда люди сходятся, прожив свою молодую пору совершенно порознь, прожив ее с другими, другим отдав многие силы своей души, лишенные общих молодых воспоминаний, многое и многое в их жизни уже невозвратимо, неповторимо, невоспроизводимо. В их поздней любви свои большие радости. Но не случайно все-таки эту любовь так и называют люди – «поздней».
Теперь Фадеев с юношеским пылом признавался в любви далекой Асе:
«Я бы немедленно умчался бы к Вам! Как бы нам было хорошо у нас на родине!.. Мы могли бы ходить по родным для нас местам, поехать вместе куда-нибудь… Но я не имею права уехать из Москвы…»
Он уговорил Асю Колесникову приехать в столицу, раздобыл для нее путевку в подмосковный санаторий. Он надеялся, что стоит им увидеть друг друга, и прежние чувства вернутся… Александра Филипповна приехала в Москву, больше озабоченная устройством собственных дел. Встреча разочаровала обоих.
В августе 1951 года он написал ей:
«Пожалуй, мне во многом везло, не везло только в любви… С тобой, первой и чистой любовью души моей, жизнь свела так поздно, что и чувства, и сама природа уже оказались не властны над временем истекшим, над возрастом, и ничего в сложившейся жизни уже не изменить, да и менять нельзя.
Так вот и остались мы, два глубоких душевных друга, два осколка милого и дорогого нам прошлого, с нашей неосуществимой привязанностью».
Из единственных доступных ему транквилизаторов оставался один только алкоголь.
3 июля 1949 года Корней Чуковский записал в дневнике:
«Воскресенье. Встретил на задворках Переделкина А.А. Фадеева. Он только что вернулся из Барвихи – напился – и теперь бредет домой в сопровождении В.И. Язвицкого (писателя). Боюсь, что у него начался запой. Он обнял меня, и я обрадовался ему как родному. «А Еголин – скотина!» – сказал он мне ни с того, ни с сего».
Александр Михайлович Еголин был одним из руководителей управления пропаганды и агитации ЦК партии. Фадеев был недалек от истины. В свободное от борьбы за линию партии время Еголин с использованием служебного положения зарабатывал большие деньги и затаскивал в постель молоденьких девиц…
В последние годы Фадеев, когда пил, уходил из дома, и бродил сутками по лесу, как когда-то по тайге. Он словно пытался убежать, вернуться назад, в свою молодость, прошедшую на Дальнем Востоке. Иногда пьянствовал с электромонтером, чья жена ему нравилась. Во время запоев он находился в сильнейшем нервном возбуждении. Он не мог быть один, он все время говорил, и ему нужны были слушатели. Кто угодно годился в собутыльники – лишь бы согласился его выслушать.
– Знаешь, я однажды так захмелел, – слабым голосом сказал он Валерии Герасимовой, – что упал прямо на улице и проснулся наутро там же, на мостовой.
Он словно не придал этому эпизоду особого значения и даже ухмыльнулся, но в глубине его светлых глаз Герасимова угадала ужас. Валерия Герасимова справедливо писала, что внешние обстоятельства не должны были привести его к самоубийству. Несмотря на опалу, у него оставались «литературная известность, дача, квартира, жена, любовница, охота, рыбалка…»