Знакомые истории - стр. 40
– Сижу с ребенком, – говорил он грустно в трубку и девичий голосок на другом конце длиннющего телефонного провода начинал вякать, мякать, лепетать, пока не стихал окончательно.
После такого разговора дядя обычно щелкал дитя по лбу, произнося веселым, неунывающим голосом: «А не сходить ли нам в кино, Арлекино? Где твоя белая панама?» Еще он называл меня Братом Аврелио, Сыном тибетского ламы, Квазимодо Прямоходящим, в разное время по-разному, исходя из собственного настроения. Обращение Арлекино значило, что Жо перехватил сегодня от кого-то из членов семьи трешницу или пятерик за то, что гробит молодые годы в няньках, и мы сейчас с ним на пару загуляем. А может даже и не на пару. Я все это распрекрасно понимал, несмотря на юный возраст, тер лоб, распахивал пошире наивные глаза, которые в детстве выглядели чрезвычайно большими, даже взрослые девушки, встречавшиеся нам на улице, говорили друг другу, показывая на меня пальцем: «Смотри, какие огромные глазищи!». И тут же интересовались у дяди:
– Молодой человек, это ваш ребенок?
Жо солидно, без тени сомнения в голосе, отвечал:
– Конечно мой, чей же еще? Нравится? Тогда давайте знакомиться. Меня зовут… Мальчик, как меня зовут?
– Дядя Жо.
– Видите, ребенок врать не станет.
Так мы знакомились с девушками и забирали их с собой. У нас с дядей Жо образовалось великое множество приятельниц, по выражению мамы, недовольной обилием звонков, приходящихся на один старый телефонный аппарат, – полгорода. Справедливости ради стоит сказать, что одиноко гуляющие девушки ни разу не обратились к нам с подобным вопросом, хотя, я видел, косили в нашу сторону сплошь и рядом. А вот парочка хохотушек мимо не пройдет, ишь, как заливаются, сейчас обязательно спросят, можно даже не сомневаться. Если дядя при деньгах, в мире не существует человека щедрее: кроме билетов в кино, он всем и мороженое перед сеансом купит и лимонадом с пузырьками угостит. Приятно вспомнить, как весело похрустывая вафельными стаканчиками, мы гордо входили в зрительный зал, где рассаживались на строго отведенные места.
Ребенка дядюшка Жо мигом определял на колени одной из девушек, дальней от него, а руку ближней забирал себе, будто боялся темноты зрительного зала. До сих пор для меня остается загадкой: как он выбирал кому что, но ни разу ни одна из девушек не возразила, я тоже помалкивал. Бывали случаи, когда мы оказывались в кино без пары, тогда бедному дядюшке приходилось держать меня на собственных коленях, потому что с сидения мне все равно ничего не видно, кроме больших спин впереди сидящих граждан. Естественно, с девушками ходить в кино много приятнее, у них и колени мягче и нервы крепче, они не шипели поминутно: «Чего ты тут рассопелся?», – это когда я всего-навсего слегка задремал от скуки. Признаюсь, в темноте зрительного зала мне (ныне с трудом верится) и с девушками обычно делалось скучно. Однако в отличие от других детей, попавших на сеанс, я не уросил, не просил громко шоколадку, не орал противным голосом: «Хочу домой! Пошли домой!», как сплошь и рядом происходило где-то в непосредственной близи.
Когда в зале вдруг поднимался детский вой и плач, девушки ощутимо твердели подо мной в предчувствии аналогичного поведения, и тогда дядя Жо их вовремя ободрял: «Вы не беспокойтесь, он у меня дрессированный: сейчас уснет». И правда, обняв свою девушку за тоненькую талию, прижавшись щекой к ее груди и немного посопев, я тотчас засыпал сном блаженного. Мне снились лиричные, мягкие, нежные, удивительно приятно пахнущие сны, каждый раз иные, переплетавшиеся с загадочными голосами героев и героинь фильма, какие-то голубоватые пространства, в которых я легко путешествовал, и просыпался всегда в настолько приподнятом настроении, что весь остаток дня чувствовал себя неизменно превосходно, какими бы презрительными кличками не награждал меня дядя Жо, пытаясь разбудить по окончанию сеанса.