Размер шрифта
-
+

Знак змеи - стр. 60

Грибоедов хвалил, но спешил говорить с дядей Христофором о персидских делах. А после пришла весть, что его убили. И Катенька никак не могла понять, как это «убили»: был – и вдруг нет.

– Семушка! – дернула за рукав старшего брата. – От Грибоедова ничего-ничего не осталось?

– Голову его отрубили и насадили на шест. Тело три дня и три ночи волочили по улицам Тегерана, потом в выгребную яму бросили, после едва нашли. Тело его в деревянном ящике на арбе отправили в Тифлис.

Катенька жмурится, представляя себе отрезанную голову и выгребную яму. Все это кажется таким жутким и таким невозможным. Только с младшими постельку ежику собирали, а теперь Грибоедов, персидский мир, отрезанная голова, алмаз в дар русскому царю во искупление крови…

Так государь император и сказал: «Я предаю вечному забвению злополучное тегеранское происшествие!» Воротившийся из Петербурга дядюшка знает подробности того, как юный Хозрев-Мирза нашему государю дарил алмаз – цену грибоедовской крови. Заодно были прощены два последних курура контрибуции, а это четыре миллиона рублей серебром.

– Хорошо себе «происшествие»! – острая на язык Елизавета Ардалионовна не смущается вслух сказать то, что у других на уме. – Жизнь российского дворянина оценена в камешек, пусть даже редкостный!

– Да, не много жизнь наша стоит. Не много. Хотя подаренный императору камень, что в столице прозвали «Шахом», дорогого стоит. И, знаете ли, камень этот мог в нашем роду быть, – говорит Христофор Иоакимович, и словно ветер по веранде прокатывается.

– Как «в роду нашем»?!

– Он тоже фамильный лазаревский?

– Алмаз этот был среди тех пяти редких камней, которые Надир-шах показывал нашему деду. Но, как вы все знаете, после смерти Надир-шаха тайник его оказался пуст. Дед Лазарь думал, что следы всех камней потеряны. Но один или несколько камней все же были сокрыты любимой шахской наложницей среди игрушек сына, и много лет спустя один из камней перешел дяде Ивану Лазаревичу, от него нам вместе с погремушкой.

– Погремушкой?! – Елизавета Ардалионовна выказывает неподдельный интерес. – Что за погремушка?

Достав из нагрудного кармана ключ, Лазарев кличет дворецкого.

– Порфирий! Принеси ларец. Тем временем, ежели позволите, продолжу. Другой, подобный алмазной розе камень, стараниями дядюшки зовется ныне «Орлов» и красуется в скипетре Российской империи. Подаренный ныне императору желтый алмаз «Шах» третий из их числа.

– Знать бы, в чьих руках побывал он с тех пор, как исчез из тайника под Павлиньим троном! – говорит Катенькина матушка Марфа Иоакимовна.

– Бог даст, приятель мой давний Павел Петрович Сухтелен, генерал-квартирмейстер Главного штаба Его Императорского Величества, что ныне к Хозрев-Мирзе приставлен, миссию свою окончит и поможет на многие из тайн свет пролить, – отвечает отец Давыд Семенович, но взгляды уже обращены к вошедшему Порфирию.

– Вот и погремушка!

Лазарев достает из принесенного Порфирием ларца старую восточную игрушку. Теперь все глаза устремлены на загадочный предмет, и некому заметить выглядывающую из-за спины Семена маленькую Ленушку Татищеву. Только глядит девочка не на завороживший старших алмаз, а на свою маменьку Елизавету Ардалионовну. И отчего-то пришептывает: «Только не это! Только не это!»

Елизавета Ардалионовна, не слыша шепота дочери, протягивает руки к игрушке.

Страница 60