Знак змеи - стр. 57
– Пора восвояси. Каринэ убьет, если соли и чеснока не куплю.
– Обижаешь! – расплылся самой гордой из своих улыбок Ашот. – Полный засолочный комплект уже в машине. И соль не йодированная, чтобы соленья ваши не повзрывались. А то моя красавица в прошлом году сама на закупки выписалась и вместо нормальной соли набрала йодированной. То-то залп из всех орудий в кладовой случился. Прислуга три дня потом отмывала. Но эта хорошая соль. Идэальная! Маркосик тебя отвезет.
Видимо, Маркосик в этом доме был на все руки мастер.
9. Цена крови
Христофор Лазарев, 1829 год
– Воля твоя, Ленушка, а я за Семушку замуж пойду!
– Воля твоя, Любушка, не пойдешь!
– Пойду! Пойду! Я в Семушку Абамелека влюблена.
– Маменька говорит, детям любить невозможно. Потому как малы еще. Семушку любить тебе никак нельзя.
– Отчего же?
– Оттого, что Семушка армянского рода, а они промеж собой обыкновенно женятся. Абамелеки с Лазаревыми, Лазаревы с Абамелеками. Маменька говорила, чтобы род сохранять, имения да и капиталы из семьи не выпускать и алмаз какой-то персидский диковинный на сторону не отдать. Хотя как можно из-за алмазов против любви идти? Как можно против любви, Люба? А, Люба?! Ах, полно! Пожалуйста, перестань. Да что же такого я сказала, что ты так плачешь! Ведь только маменькины слова повторила. Я не виновата, что в армянском роду так принято жениться и что наш род Татищевых не армянский! Ах, Любушка, ах, голубушка, сестренушка, перестань, пожалуйста. Хочешь, я тебе свою Беатрису отдам. Насовсем отдам. Только еще три денечка поиграю – и отдам.
– Вместе с кружевным турнюром, который маменька из Бадена привезла?
– С ним самым и отдам, и лошадку в придачу! Только не реви! Не то нас хватятся и выспрашивать будут, отчего глаза у тебя мокрые и красные, и что говорить тогда? Что ты за Семушку замуж хочешь?
– И что капиталы, и что алмазы, у нас разве их нет? И Мамонтовка есть, и драгоценности от бабушки. У маменьки на портрете парюра фамильная, чем не драгоценности!
– Наши алмазики лазаревским не пара.
– Тогда за шаха замуж пойду! У него всяких драгоценностей поболе, чем у Абамелеков с Лазаревыми будет, когда он императору нашему алмазы преогромные дарит. Вот за шаха и пойду!
– Шахи, можно думать, не промеж своих, как Абамелеки, женятся! Да у шаха и не одна жена, а много…
– Как это много?
– Ты третьего дня разве не слыхала, как твой любезный Семушка сказывал, что в Персии многожение… многоженкие… И не упомню, как сказать. С шахом много жен ездит. Герем называется.
– Врешь! Шаху, что к нам пожаловал, Хорзем… Хорзев… Хозрев-Мирзе шестнадцать лет. Как у него много жен быть может? Он же еще мальчик, как Семушка! Так бы расцеловала!
– Кого – шаха или Семушку?
– И того и другого. Я в герем пойду!
– В герем маменька не позволит.
– Разве я ей говорить стану! Сама проберусь.
– Ой, Любочка, как же ты проберешься? Мы ж в Лазарево, Москва близко, а шах уже в Петербург уехал, в Таврическом дворце там живет. И охраны у него видимо-невидимо, сама слышала. И оруженосцы, и беги какие-то, и кофевары, и еще кто-то… Запамятовала, слова больно мудреные. И еще какой-то сундук, что привезенный нашему государю алмаз в дороге охранял.
– Вот и снова выдумываешь! Как сундук охранять может? Сундук, он и есть сундук.
– Это человека охранного такое название.