Знак Саламандры - стр. 18

Пытаюсь привычно сжать кулаки, чтобы сосредоточиться. Сашка, приняв невольное рукопожатие за ответ, притягивает меня ближе, и, чтобы смотреть ему в глаза – не на губы, в глаза, только в глаза! – приходится запрокинуть голову.

– Сашенька, – выдыхают пузырьки в голове, – а что будет, если напоить тебя отворотным зельем?

Его ладони отчётливо вздрагивают и разжимаются. Делаю шаг назад, не отводя взгляда – он всё ещё улыбается.

– Ну, если ты умеешь быстро делать уколы, то, возможно, ничего страшного. – С пузырьками в голове думать трудно, я хмурюсь, и он поясняет: – Аллергия. Отвороты, привороты – одна байда. Зверская штука, между прочим, одна девочка в десятом классе как-то приворожить попыталась, так в реанимации еле откачали. Теперь всегда приходится с собой шприц таскать, мало ли.

Я мотаю головой, пытаясь разогнать пузырьки, и потихоньку проникаюсь осознанием. А ведь была мысль попросить Настасью что-нибудь такое наворожить с кофе да подсунуть ему стаканчик… Ох, чур меня!

Сашка жмурится, трёт лицо ладонями, вздыхает и снова смотрит на меня.

– Совсем достал, да? Ты, если что, лучше словами скажи, без крайностей.

Улыбка его выглядит вымученной, да и моя, верно, не лучше. Пауза затягивается, я пытаюсь подобрать слова, облизываю пересохшие губы…

Из распахнувшейся двери актового зала вырывается поток музыки, и выпархивает Алёна, счастливая, раскрасневшаяся, и глаза сияют ярче подвесок на голубом Снегурочкином кокошнике. Я отмечаю, что парадный кафтан, или как оно там называется, она сняла, а длина платья позволяет определить, что на ней не колготки, а чулки – белые, узорные, чуть выше колена.

– О-о-о, вот вы где! – Она цепко хватает Сашку за руку и продолжает чуть заплетающимся голосом: – Александр Евгеньевич, как не стыдно! У нас так мало кавалеров, девушки хотят танцевать, а вы прячетесь!

Я поспешно обрываю зрительный контакт и иду к лестнице. Окликать меня никто не пытается, а спустя несколько секунд за спиной хлопает дверь, отрезая звуки праздника. На негнущихся ногах поднимаюсь на третий этаж – там уже темно. Подхожу к двери кабинета, останавливаюсь, несколько секунд смотрю в темноту перед собой.

– Подслушивала? – спрашиваю, не оборачиваясь. Ответа не жду, но кофейный автомат на втором этаже не так далеко от актового зала.

Под ногами медленно проявляется зеленоватое сияние. Дух протяжно вздыхает, автомат булькает.

– Не пойму я, чего тебе надо. Такой парень хороший – а ты как селёдка мороженая!

Пузырьки в голове сердито бурлят. Сама не успеваю понять, как оказываюсь у самого автомата, встаю напротив осуждающе хмурящейся Настасьи, заношу руку…

Опускаю руку.

Оседаю на пол.

Прислоняюсь к автомату спиной, прижимаюсь затылком, закрываю глаза, и какая-то часть сознания тихо радуется, что юбка на мне длинная и с тёплой подкладкой…

Я не хочу об этом говорить, тем более с этой кикиморой. Но и молчать уже не могу. Пузырьки шумят в ушах, я едва слышу собственный голос – и чувствую, как по щекам катится тёплое.

Жила-была девочка…

И жил-был мальчик, которому показалось забавным поиграть с нею в любовь.

А она, дура, и поверила.

Нет, сперва всё было хорошо. Мы гуляли за ручку, я смотрела влюблёнными глазами, а он дарил дешёвые гвоздички и несколько раз водил в кафе и кино. Мне казалось, что это счастье, что вот так и должно быть, я посвящала ему стихи с кривыми рифмами и соглашалась хранить наши чувства в тайне от одноклассников…