Размер шрифта
-
+

Змея. Часть 2 - стр. 37

Колокольчики мои[4],
Цветики степные!
Что глядите на меня,
Темно-голубые?
И о чём звените вы
В день веселый мая,
Средь некошеной травы
Головой качая?

От звуков её голоса, по его руке побежали мурашки. Он с нескрываемым обожанием смотрел на неё. И в эти минуты ему было по-настоящему плевать на то, о чём могут подумать все прочие обитатели Борисовской дачи. В фокусе его внимания была лишь ОНА – его переменчивая и взбалмошная любовница. Горячая и страстная. И когда она пела, он вспоминал тот самый первый раз, когда она исполнила «Не хочу», и как он долго подтрунивал над ней за эти легкомысленные слова. Её пение связало их в тот самый угар, тот чувственный жар, о котором знали лишь они оба, и никто другой. И когда он на мгновение представил детали той самой «горячки», в которой они тонули целую неделю, кровь бросилась ему в лицо. Как же он хотел подойти при всех и поцеловать её губы.

«Да, чёрт побери, ты моя любовница, – с наслаждением и гордостью думал он. – И только я один знаю, КАКАЯ ты любовница. Я всё-таки наставил рога твоему важному поляку. И именно подо мной ты извивалась от страсти, словно змея, царапая мне спину в кровь…»

И сама Барбара, сверкая угольными очами, мысленно отвечала ему: «Я всё отлично помню… Да, я твоя любовница…»

Но не успела Барбара пропеть первый куплет, а Наталья сыграть проигрыш, как прямо к роялю встала вездесущая Раиса и запела в унисон с Барбарой второй куплет:

Конь несет меня стрелой
На поле открытом;
Он вас топчет под собой,
Бьет своим копытом.
Колокольчики мои,
Цветики степные!
Не кляните вы меня,
Темно-голубые!

И Гладышев с удивлением готов был признать, что и голос Раечки был совсем не хуже. Господи, подумал он, да им обеим впору выступать на публике. Но племянница Борисовых пела ещё более оживленно, сверкая серыми глазами, и всей своей мимикой показывая некое превосходство над более взрослой Барбарой. Она пыталась затмить свою соперницу, подрагивая оголенными плечами, поднимая тонкие руки и красиво округляя рот. От неожиданности Барбара немного стушевалась, но надо отдать ей должное, допела романс вместе с Раисой до самого конца. А после были горячие аплодисменты самого Михаила и Юрия Владимировича, который весьма некстати стал выкрикивать:

– А, Барбара, каково? Приходит новое поколение певуний. Уж, прости меня, душка, но моя племянница ведь спела не хуже. А, может, и лучше? А? – и он противно захохотал.

– Какие вы обе умницы, – старалась всех примирить Наталья. – Вам непременно надо выступать вместе.

В ответ Барбара натянуто улыбалась и кивала, но по выражению её глаз он видел, что она как-то вся сникла. Даже волосы из её прически выбились нестройными прядями на опущенные плечи.

Он оглянулся в проём, ведущий в коридор, и увидел там торжествующее лицо Анны Генриховны, которая не хлопала девицам и никак не комментировала это пение, но внутренне торжествовала от смущения Барбары.

Потом все вновь стали говорить о каких-то стихах и песнях, но Барбара уже не принимала участия в общей беседе. Она села в кресло и устремила свой взгляд в окно. Он видел, как Раиса о чём-то разговаривала с Натальей, та кивала, смеялась и вновь кивала. Потом Наталья снова уселась за рояль и стала играть мелодию какой-то итальянской песни, а Раечка встала рядом с ней и оживленно запела по-итальянски, сверкая серыми глазами в сторону Гладышева. Пела она действительно великолепно, но её пение не трогало его, а скорее уже раздражало.

Страница 37