Змей, умеющий говорить - стр. 2

– Вне всякого сомнения, господин.

– Сколько же их, а… Расползлись по всему городу как саранча, сжирающая все на своем пути. Саранча размером с человека, а вместо крыльев у нее баулы, корзины и узлы, набитые всякой дрянью. Старая и молодая саранча, высокая и низкая, худая и тонкая, мужская и женская. Саранча на любой вкус… – ворчал Герман зыркая по сторонам. – Вы что же это делаете, сограждане!? Зачем вы овцу режете прямо на улице? – Герман остановился около длиннобородых, закутанных в длиннополые грязные одежды мужчин с вымазанными овечьей кровью руками. Они разделывали овцу на снятой с нее шкуре бросив ее внутренности на середину дороги. – На этих кишках кто-нибудь может поскользнуться и упасть. Вам не кажется, что ваше поведение несколько недальновидно? – продолжал возмущаться Герман.

– Иди куда шел, а то и тебе кишки выпустим! – один из длиннобородых вытащил из-за широкого пояса кривой кинжал и перебрасывая его из руки в руку сделал шаг в сторону Германа. Гортанный говор выдавал в нем горца.

– Не опозорим “многоглазых”, – сквозь зубы проговорил Герман, медленно вытаскивая свой нож из ножен. Мельком глянув на Фемела, он увидел, что тот уже стоит в боевой стойке с ножом в руке.

Несмотря на численное превосходство, горцы замахали руками, загалдели, оттащили своего вооруженного товарища к стене дома, около которого они разделывали овцу, и убрали овечьи кишки с дороги.

– Благодарю вас, сограждане. Благодарю вас! – Герман прижал левую руку к груди и отвесил поклон. Спрятав оружие, он и Фемел отправились дальше.

– И эти дикие животные тоже ромеи, такие же, как и мы, мой дорогой друг, – сказал Герман освещая путь факелом.

Невдалеке плясали серые тени, выворачивали ноги, взмахивали руками, хрипло выдыхали невнятные звуки из черных раззявленных ртов.

– Ааа… бей… падаль… на… сука…ааа… на… – плясали тени на перекрестке трех улиц, кружа хоровод.

– Покой и порядок! – Герман громко выкрикнул обычный для мирной жизни призыв-напоминание ночной стражи, совершавшей обход города в ночное время. После наплыва беженцев ночная стража в город не выходила.

Серые тени остановили танец и быстро растворились во тьме кривой узкой улицы.

– Так мы и до утра не доберемся. Над кем это они кружили? Посмотри, – приказал Герман Фемелу.

– Это женщина, – ответил Фемел склонившись над лежащим на земле телом. – Закрывала голову руками, но помогло это мало. Лицо в крови и синяках, и скоро так распухнет, что родная мать не узнает.

– Жива?

– Кажется да… – Фемел перевернул женщину на спину и приложил ухо к ее груди. – Жива. Дышит. Оставим ее здесь?

– До утра она может не дожить, да и эти могут вернуться. Давай подхватим под руки и дотащим до башни у Бронзовых ворот, а там кликнем лекаря и… Ладно, не будем терять время. Взяли!

– Нет, – сказал Фемел, – вы держите факел, тащить вдвоем будет неудобно. Лучше я взвалю ее себе на плечи. Быстрее будет.

– Как хочешь. Нужно быстрее выбираться из этих закоулков, похожих на разбойничий притон или вражеский лагерь. Того и гляди пырнут ножом исподтишка. До Средней улицы рукой подать.

– Да, до нее не далеко, – ответил Фемел с натугой взвалив себе на плечи бесчувственное тело женщины. – Тяжелая и какая-то… костлявая. У нее под туникой доспехи, что ли!?

– Потом поговорим, Фемел. Пошли.