Змей, умеющий говорить - стр. 10
– На моей кухне все чистое! – сказал хозяин постоялого двора перестав плакать. – Всю эту проклятую посуду я натираю песком четыре раза в день. Четыре раза! Я себе пальцы стёр в кровь. На моих ладонях такие огромные мозоли, что я уже не могу почувствовать нежность груди моей любимой супруги, когда обнимаю её. Я искалечил себя! И ради кого!? Ради этих сволочей, которые таскают падших девок, играют в кости, а потом перерезают себе горло и подвешивают свое мертвое тело за ноги!
– Я полностью с тобой согласен. Давай я помогу. – Герман подошел к хозяину постоялого двора и помог ему встать на ноги. – Я очень тебя понимаю, очень. Я целый день бегаю по городу, как лошадь на ипподроме. К вечеру ноги опухают так, что становятся похожи на кувшины. А иногда, посреди ночи вваливается такой как он, – Герман скосил глаза в сторону Фемела, – и будит меня без всякого сожаления. Посмотри какого цвета мои глаза, – Герман оттянул вниз нижнее веко правого глаза. – Посмотри. Видишь? Он красный как закат.
– Ты мне рассказываешь о ногах! Это мне ты рассказываешь о ногах!? Посмотри на мои! – задрав подол ночного хитона Аполлоний выставил вперед свою левую ногу. – Посмотри на эти огромные вздувшиеся жилы. Видишь? У тебя такие же!? Я уверен, что таких жил у тебя нет и не будет еще лет десять бегай ты по городу хоть круглые сутки напролет.
– Шикарные у тебя жилы! В забеге они обошли бы мои на целый круг.
– А как их выворачивает в непогоду! – Аполлоний закатил глаза. – О, как их выворачивает на погоду! Городской палач не сможет их вывернуть так, как их выворачивает в непогоду!
– Раз уж мы заговорили о ногах, так может быть поджаришь нам две свиных ножки. А? Очень тебя прошу.
– Нет, мой господин, лучше я поджарю вам на оливковом масле свиную печень с луком и посыплю ее свежей зеленью. Помнится, вы хотели свежего хлеба с сыром… все это есть у меня. Будьте дорогими гостями на моей кухне.
– А что насчет вина?
– Есть! Есть отличное вино! Цветом как драгоценный рубин!
– Как темный рубин?
– Как самый темный рубин на всем свете!
– Отлично, – Герман хлопнул в ладоши. – Давай я почищу и нарежу лук, мой дорогой Аполлоний.
– Не стоит беспокоиться!
– Я настаиваю. Где у тебя лук? А, вижу! И нож нашел.
Хозяин постоялого двора сунул в печь тонких сухих щеп и как только они задымили и разгорелись подкинул в топку несколько больших поленьев. На разогретом масле зашкварчала нарезанная крупными кусками печень.
– Ах какой запах… – сказал Герман. – Уютно у тебя здесь. Немного закопчено, побелить бы…
– Некогда, некогда, мой господин, – откликнулся Аполлоний. – Все суета проклятая! А я уже и не замечаю черных стен. Вам с кровью, или поджарить как следует?
– Как следует. Да, чуть не забыл… У тебя есть пила, желательно острая?
– Пила? Какая пила?
– Обычная, такая железная пила. Дерево пилить.
– Откуда, я же не плотник. Есть топор. А зачем вам?
– Острый? – спросил Герман.
– Конечно острый! Я недавно точил его. Вот он, рядом с печью.
– Фемел, – сказал Герман, – возьми топор и аккуратно подруби ножку кровати, к которой привязана веревка, мне нужен узел. Как раз успеешь к завтраку.
– Сделаю, – ответил Фемел, взяв топор и вышел из кухни.
– Аполлоний, ты все дни проводишь на кухне, а где ты спишь?
– Моя спальня рядышком. Вон за той дверью, маленькая, но уютная спальня.