Змеиный медальон - стр. 65
Таби выскочил на зов матери и застыл, вытаращив глаза. Бармур знал, на что он смотрит: чёрная змея обвивала старческую шею, на чешуйчатой шкуре зеленовато-белым фосфорным светом тлели Шалаоховы письмена. Если глядеть долго, покажется, что они движутся… Ошейник явился и пропал, остался только красный шрам на дряблой коже.
Бармур кашлянул:
– Мне бы мой шарф, матушка.
– Так вон же – я и плащ и шарф приготовила. А ваши, как отстираю, с Табькой пришлю.
Плащ был серый, из толстой шерсти, шарф – синий, в серую полоску.
– Мне белый надо. Сами понимаете, увидит кто… – старик стыдливо опустил глаза. – Я ведь обращался к потоку. Совсем чуть-чуть, конечно, но…
– Ох… ладно. Сейчас ваш старый шарф принесу. Пятнышко там небольшое, но на белом-то заметно, вот я и хотела…
В дверях Марафия приостановилась.
– А что это было за заклинание? Я уж боялась, вы этих охальников по ветру развеете.
Старик устало улыбнулся:
– Это не заклинание. Просто грозное сотрясение воздуха и толика пиротехники для острастки.
Ссадины на лбу, скуле и ладонях Марафия смазала ему отваром листьев черники. Про боль в коленях и локтях он промолчал, но добрая женщина добавила в корзину флакончик с травяной настойкой на спирту, чтобы прикладывать к ушибам. И очень кстати. Дорогой разнылось правое бедро, вдобавок при падении он, кажется, потянул спину.
Простая реверсия витальных энерготоков поставила бы его на ноги к завтрашнему утру. Так учуют же…
Подходя к дому, Бармур ощутил тошноту и скользящий холодок в солнечном сплетении. В конце улицы, не бросаясь в глаза, стоял чёрный экипаж. Вечные силы – уже?.. Он замедлил шаги. Таби обернулся.
– Помочь вам, мастер Бармур?
– Спасибо, малыш. Дальше я сам. А ты беги домой. Мама волнуется.
– Но она велела в дом снести! – заартачился Таби.
– Ступай, – Бармур взял корзину из рук мальчика. Он ещё не утратил способности добиваться повиновения одной силой голоса, безо всякого потока.
Дверь оказалась не заперта. Он постоял, вцепившись в ручку и закрыв глаза.
Внутри, конечно, знали, что он здесь. Быть смешным, жалким не хотелось. Он заставил себя войти, поставить корзину на пол, двинуться дальше, в затенённую гостиную, и низко склонить голову перед тем, кто по-хозяйски развалился в его любимом кресле.
– Мой господин.
Старший брат Анма, правая рука отца-резидента Хамайи. Слишком важная птица, чтобы самолично вразумлять своевольного учёного…
– Да ты, я вижу, шалун, Бармур. Балуешься с магией, затеваешь уличные драки.
Старший брат Анма не шевелился, не моргал, мраморные кисти рук с неестественно длинными пальцами бездвижно лежали на подлокотниках, в стекляшках белёсых зрачков не было ни отсвета. Только голос – но и тот неживой, холодный, с лёгкой сардонической нотой.
Старик склонился ещё ниже.
– Простите меня, господин. Я был неосторожен.
– Я-то прощу. На первый раз, – браккариец усмехнулся. – Но что скажет отец-резидент? Ты заставил себя ждать, когда был так ему нужен. Его заинтересовал ещё один ваш артефакт… Боюсь, тебе придётся очень постараться, чтобы вымолить прощение.
– Да, мой господин, – мастер Бармур сглотнул.
Старший брат Анма поднялся – длинный, худой, как жердь, в просторных чёрных одеждах.
– Ты похож на пугало. Хотя бы плащ смени.
Он стремительно прошёл к выходу, не дав Бармуру времени исполнить своё повеление. Старик потрусил следом. Сердце в груди замирало, ныли ушибы. Сейчас бы согреть вина, лечь в постель…