Змеиного царевича невеста - стр. 5
Не успела.
Бабка уже махала рукой нам от калитки.
Сто лет здесь не была и еще сто лет бы не приезжала. Скука смертная эти ваши деревни. Ни интернета, ни телевизора даже. Только лес, речка и огород. Большой огород, где нужно полоть морковь и собирать смородину. Бр-р-р.
— Как же ты вырос, возмужал, ой жаних! — объявила бабка Антонина. — Красавец-та мой! Только тощщий больно, поди всякую дрянь в городе ешь?
— Угу. Пусти, ба. Я тебе колбасы привез и сыра с плесенью. С днем рождения, короче!
— Поросятам что ли? Так я уж не держу, старая стала. Ну, Нюське отдадим.
— Да не, баба Тоня, это такой сорт, — влезла я. — Попробовать вам взяли.
— А, Лелька. Твоя идея была, признайся? Этот охламон разве догадается бабушке диковинок привезти? Хорошая ты девка, Лелька, хоть и змеищща.
— Чего это змеища? — обиделась я.
— Так вся ваша порода такая. Ну, чего встали, проходите! Руки мойте и за стол.
— Я на диете.
— Ничо, сейчас разговеешься. У меня щи нонче со сметаной. Еще добавки попросишь.
Бабка Тоня была права: добавки я просила. Дважды. А она сидела и улыбалась, глядя, с каким аппетитом мы двое уминаем ее стряпню.
— Гляжу, ты ожерелье-то бабкино носишь, — заметила старушка. — По душе оно тебе?
— Это? — я быстро убрала под футболку старинный кулон. Не любила, чтобы на него глазели. Это память о моей любимой бабушке Варваре, она мне его перед смертью на шею надела и пообещала, что он принесет счастье. Пока не принес, но какие мои годы?
— Это, это. Змеиный камень.
— Там жемчуг, ба, — поправил Пашка. — Красивый, большой, но не стоит ничего. Просто штука старинная.
Он прав. Я ювелиру свой кулон показывала, а он сказал, что серебро это да жемчужина, и ничего больше. Цепочка, на котором я ношу кулон, и то дороже стоит. Но я все равно его продавать не собиралась, поэтому покивала и обратно надела.
Да и не сказать, что особо красивое. Крупная капля белого жемчуга, а вокруг змея обернулась. Такое… не парадное. Но и не повседневное, но я его даже на ночь не снимала обычно, хоть и знала, что с жемчугом так нельзя. Мне все казалось, что если я сниму — бабушка меня сверху видеть перестанет.
— Ничего вы, дети, не знаете, — проворчала бабка Тоня. — Вот что, Павел, пока не стемнело, наруби-ка мне дров. А ты, Лелька, помоги воды принести.
Я закатила глаза. Началось! Сегодня вода, завтра огород, потом козу доить припашут! Нет уж, переночуем и домой.
— Тебе ведь двадцать годков минуло уже? — задала глупый вопрос бабка Тоня, ведя меня к колодцу, но почему-то за околицу.
— Двадцать два уже. Осенью двадцать три будет.
— Ой, перестарок! Ну, ничо-ничо, кровь не водица, царевичу сгодится.
— Баб Тонь, а колодец-то чего? — мда, девяносто лет — это вам не в тапки гадить. Бабка-то того уже, с катушек съезжает. Но щи у нее все равно обалденные.
— Так змейка моя, в поле-то лучше. Но мне самой не дотащить, а ты молодая, резвая.
— А Пашка что, не мог воды принести?
— Он дрова колет. Отрок в жизни топор не держал, пущай учится. Да пришли уже, Аленушка. Как же ты на бабку свою похожа, ой-ей-ей!
— Что, у нее тоже розовые волосы были? — пробормотала я, скептически разглядывая старый колодец. — Блин, тут вообще вода есть?
— Так загляни и проверь. Я-то все равно не увижу.
Я наклонилась, перегибаясь через черный подгнивший сруб, а потом… А потом эта старая карга толкнула меня в спину, да еще под колени.