Злые ветры Запада - стр. 41
– И цветные, – закончил Моррис, – именно так.
– Cabron! – Хавьер шумно вздохнул. – Сивый шлюхин сын.
– Ты, дружище, к ним не относишься, ты мексиканец.
– Да пошел ты в… – водитель сплюнул, тут же затерев плевок сапогом, – все равно ты козел.
– Рты прикройте. – Дуайт свесился вниз. – Моррис, следи за словами. А ты за дорогой.
Молчание продержалось недолго, и странно было бы ожидать чего-то другого.
Дорога, пусть и не самая дальняя, стремится к разговору. В вагонах Трансатлантической железнодорожной компании, как говорили знающие люди, даже есть исповедальни. Что поделать, изливать душу – давняя мода среди христиан.
Дорога решает многое за людей. Если идешь пешком, то не до разговора с соседом. Переставляешь ноги, и все. Шаг за шагом, увязая в горячем море песка, густой жиже болот, разрывая плотную, высотой по колено, траву прерий или грохоча каблуками по твердокаменной и выжженной доске солончака. Тут не поспоришь, не расскажешь за просто так байку, не похвастаешься девчонкой, подцепленной в городке, оставленном далеко за спиной. Нет, во время привалов – так сколько угодно. Но только не когда идешь.
Пройди с десяток миль, нагруженный под завязку, под солнцем, ливнем или в метущую зимнюю вьюгу, и посмотри, захочется ли тебе трепаться на ходу? Если ноги наливаются тяжестью, если пальцы скользят друг по другу от слипшихся остатков носков и густой грязи заношенной кожи, не до разговоров. Да даже если трясешься в седле, привычно подпрыгивая в ход коня, тоже не совсем то. Особенно когда есть куда торопиться.
Но сейчас, вот так, как внутри «Кугуара», можно и слегка распустить язык. Опасно ли за сталью бортов? Конечно, да еще как. Но это привычно. Сам Дуайт всегда располагался в башне. Он лучше Морриса видел опасность, лучше обращался с «браунингом» и его лентами. А потому слушать разговоры снизу ему доводилось часто.
Сколько лет они втроем поднимали в воздух пыль дорог? Дуайт знал точно. Три года, десять месяцев и три с половиной недели. С Моррисом они знали друг друга куда дольше, на целых пару лет. Целая вечность, если задуматься. Да, броневик стал их домом почти четыре года назад. А они до сих пор не дали ему имя, вот незадача.
Хавьер называл собственную машину то «другом», то «Господом Богом про́клятым куском жести», закипая от одного его вида и поминая всуе и Отца Всевышнего и всех его ангелов. Про настоящее имя для здоровенной железной посудины на колесах он не задумывался.
Моррис, будучи в хорошем настроении, порой что-то чиркал на куске картона, изобретая разные варианты названий. Особенно Дуайту глянулись несколько: «Злоеб…й сукин сын», «Жнец судеб» и «Бинго». Но потом, как правило, Моррис впадал в меланхолию, ворчал и плевался, рассказывая о детстве и о кораблях в Орлеане, которым одним пристало иметь имена.
Сам Дуайт относился к вопросу легко. Ему хватало данного броневику от рождения. «Кугуар» и «кугуар», чего еще надо?
Броневик служил хорошо. Порой его загоняли на ремонт, порой почти восстанавливали. Бронированных машин в Анклаве не хватало, и за свою экипаж Дуайта держался. Да, им самим требовались полновесные серебряные кругляши на жизнь, и, как говорил Моррис, еще и на девок. Но «Кугуар» требовал не меньше. Чего стоил полный комплект новых покрышек?! Довольно многого. Мизинец Хавьера, почти перерубленный пополам картечью до самого конца не сдававшихся братьев Бритл, не гнулся до сих пор. Зато комплект они купили. На «орлов» за их головы.