Злые духи - стр. 60
Соблазн был так велик, сердце полно такою умиленною нежностью, что Ремин, обняв ее плечи, притянул к себе, чувствуя этот мягкий ласковый мех, вдыхая свежий запах фиалок, и поцеловал крепко ее розовую щеку.
Она не сопротивлялась.
Глаза ее закрылись – словно она испугалась чего-то.
– Милая, милая маленькая Дорочка, маленькая девочка, дорогая девочка, – воскликнул он и засмеялся счастливым смехом.
Ее глаза широко раскрылись и испуганно и умоляюще посмотрели на него.
– Не смейтесь, ради бога, не смейтесь, – жалобно воскликнула она. – Я люблю вас, я так люблю вас – это серьезно… Не смейтесь!
И, залившись слезами, она прижалась к груди Ремина.
Кучер осадил пару серых у подъезда. Лошади остановились, разбросав брызги талого снега.
На улице уже темнело, в подъезде в эту минуту зажглось электричество и осветило лицо подъехавшей дамы.
Это было не молодое, но довольно красивое лицо с крупными, но неопределенными чертами и кирпичным румянцем на круглых щеках.
Швейцар поспешно выскочил из подъезда и стал отстегивать полость саней.
– Варвара Анисимовна дома? – спросила дама сдобным, звучным голосом, какой бывает у монахинь, читающих на клиросе.
– Так точно, Клавдия Андреевна, а Анисим Андреевич вышедши уже давно – должно, скоро будут назад.
Дама тяжело вылезла из саней, стряхивая с собольего боа комочки снега.
Она была высока и сутуловата, вся ее фигура производила громоздкое впечатление, хотя Клавдия Андреевна Стронич, бывшая Разжаева, была не полна, а только широка в кости.
Поднявшись в бельэтаж, она так запыхалась, что села на стул в передней.
Ея племянница, Варвара Анисимовна Трапезонова, выйдя к ней на встречу, долго стояла, ожидая, когда тетка отдышится.
– Опять сердцебиение? – спросила она.
– Да… вот… не поехала в Наугейм… надоело… вот и наказана.
– Может быть, вам принести воды? – спокойно спросила племянница.
– Оставь – пройдет, – махнула она рукой и, поднявшись, пошла в залу.
– Что, еще не продали малахитовый столик? – спросила она.
– Не знаю… Кажется, нет.
– Ты не знаешь, у кого его купили?
– Не знаю.
– Впрочем, когда же ты что-нибудь знаешь.
Клавдия Андреевна, войдя в гостиную, опустилась на низкий диван.
– Не хотите ли, тетя, чаю? Или, может быть, фруктов?
– Чаю мне нельзя, а фруктов дай. Ты, кажется, собралась куда-то? – спросила она, оглядев темный изящный туалет племянницы.
– Не сейчас. Я хотела просто пройтись до обеда.
– Не стоит – ростепель. Скоро придет отец?
– Не могу вам сказать.
Клавдия Андреевна посмотрела на племянницу и усмехнулась.
– Всегда себе верна, словно с луны свалилась. О чем ты думаешь, Варвара?
Варвара Анисимовна между тем позвонила и распорядилась, чтобы фрукты были поданы, потом вернулась, села подле тетки, не отвечая на ее вопросы.
Если вглядеться пристально, можно было найти сходство в очертании этих круглых лиц, но лицо племянницы было более «prononcеé», как говорят французы, и если лицо тетки был едва намеченный портрет – Варвара Анисимовна была тот же портрет, но законченный твердой рукой.
– Противная сегодня погода, просто отвращение… я не переношу оттепели… Какая красивая вышивка, – посмотрела она в сторону. – Это не из коллекции графини Вармидо?
– Нет, тетя, это я вышивала.
Варвара Анисимовна встала и сняла с рояля небрежно брошенный на него кусок выцветшего зеленого шелка, с вышитыми на нем какими-то эмблемами и гербами – и подала тетке.