Злой и коварный демон Буратино. Часть II - стр. 34
Звонарь Осип Ферапонтович. Ладно, продолжай.
Лесник Афиноген Гаврилович Самострелов. Так вот, насадили мы тушу на вертел, сидим ждем, когда она приготовится, и вдруг со стороны кладбища шорохи странные начали доноситься. Один раз. Второй. Потом чей-то шепот послышался.
Протоиерей Онуфрий Тихонович. Уточни, что именно шептали? Молитвы? Или, быть может, заклинания? Упаси меня господь.
Лесник Афиноген Гаврилович Самострелов. Точно не знаю. Не разобрал. Шепот тихим был. (Прикладывает для демонстрации к уху ладонь.) Пошли мы, значит, посмотреть, кто это на нас жуть наводит, подходим к надгробиям, а там вся земля разрыта.
Попадья Клавдия Петровна.(Крестится.) Страсти какие. Все ужасней и ужасней.
Протоиерей Онуфрий Тихонович. Помолчи, дай Афоне договорить.
Лесник Афиноген Гаврилович Самострелов. Через минуту из одной могилы рука показалась. (Тоже крестится.) Я пригляделся, и вижу, что рука та мертвому немецкому офицеру принадлежит, который пытается из могилы выбраться. Весь такой грязный, разложившийся и с пустыми глазницами. Одним словом, дьявольское отродье.
Протоиерей Онуфрий Тихонович. И вы испугались и побежали ко мне за помощью?
Лесник Афиноген Гаврилович Самострелов. Побежали, отец Онуфрий, побежали. Николай Васильевич правда поотстал малость, но довольно скоро меня нагнал, сказав, что попал из винтовки немецкому офицеру в сердце, а офицер не умер. Да и куда ему умирать? Он ведь мертвый. Может, у него и сердца давно нет.
Протоиерей Онуфрий Тихонович. Сразу побежали?
Лесник Афиноген Гаврилович Самострелов. Сразу-сразу! Нервы-то у нас не железные.
Протоиерей Онуфрий Тихонович. Тогда, где вас всю ночь носило?
Лесник Афиноген Гаврилович Самострелов. Каюсь, отец Онуфрий, не совсем сразу. Сперва мы в сторожку отправились, чтобы принять по сто грамм для храбрости.
Протоиерей Онуфрий Тихонович. Уверен, сто граммами у вас дело не обошлось. От тебя до сих пор за версту самогонкой разит.
Лесник Афиноген Гаврилович Самострелов. Каюсь, отец Онуфрий, не обошлось. Две литружки точно опустошили – и потом сразу к вам. Клянусь!
Протоиерей Онуфрий Тихонович. А где сейчас сам Рогов? Почему ты один пришел?
Лесник Афиноген Гаврилович Самострелов. Николай Васильевич за пулеметом побежал, говорит, с ним сподручней будет фрицев косить.
Протоиерей Онуфрий Тихонович. За пулеметом? (Чешет стволом револьвера затылок.) Откуда же у него пулемет взялся?
Лесник Афиноген Гаврилович Самострелов.(Запинаясь) С войны, кажется, остался.
Протоиерей Онуфрий Тихонович.(Задумчиво) Насколько я помню, Рогова не взяли на фронт из-за плохого здоровья.
Лесник Афиноген Гаврилович Самострелов. С Первой мировой.
Протоиерей Онуфрий Тихонович. И он до сих пор у него хранится?
Лесник Афиноген Гаврилович Самострелов. Хранится, раз побежал.
Пока отец Онуфрий вытягивает клещами из лесника информацию, события в коридоре принимают неожиданный оборот. Там появляется Злой и коварный демон Буратино с не менее злой и коварной улыбкой. Еще у Буратино зажата в руке стеклянная бутылочка, из которой он начинает посыпать мертвые тела передовиков-строителей порошком, при этом бормоча очередные магические заклинания:
Альпы, Анды, Кордильеры!
Возвращайтесь, духи, с неба
И вселяйтесь в коммунистов,
Чтобы было им нечисто!
Чтоб сердца их вновь забились,