Злой город - стр. 46
– Три дня пути. Мы скакали почитай без остановки день и ночь. Орде же с обозами как раз еще три дня пути до Козельска.
– Так… Откель знаешь, что Орда, а не разбойный разъезд?
Скрипнули звенья окольчуженных перчаток витязя, словно душил он кого-то невидимого.
– У ихнего главного на поясе бронзовая пайцза, знак сотника, – сказал он. – Ты сам знаешь, воевода, – это отряд лазутчиков, который Орда высылает вперед, когда идет в набег.
– Или с набега, – произнес воевода, хмуря брови, меж которых пролегла глубокая складка, словно разом состарился Федор Савельевич на десяток лет. Его взгляд зацепился за Степана, привязанного к седлу. – Ты пошто родного дядьку как барана связал?
– Они его семью истребили и дом сожгли, – ответил Тимоха. – А он, кажись, умом повредился. Все рвался с голыми руками на ордынцев кинуться.
Воевода кивнул.
– Ясно. Спасибо тебе, воин, за весть. Хоть и недобрая она, а все равно спасибо. За подвиг твой, за то, что упредил город. И за то, что родича спас. Хотя – кто знает… Может, ежели бы он с семьей погиб, для него ж лучше б было…
Степан медленно поднял голову. В его растрескавшихся красными прожилками глазах проскользнуло что-то осмысленное.
– Не лучше, воевода, – прохрипел он. – Лучше ты мне меч дай, когда в битву пойдешь. А я хоть одного басурмана поганого с собой заберу. Все не зазря помру. Вот так оно всяко лучше будет.
Воевода кивнул.
– Добро. Отвяжите страдальца, – бросил он дружинникам, которые тут же кинулись выполнять приказ.
Воевода повернулся к толпе, которая волновалась и шумела, словно море в великую бурю, вот-вот готовое выплеснуть на берег девятый вал, сметающий все на своем пути. Что такое безумие толпы, которая мечется в отчаянии, уничтожая самое себя, воевода знал хорошо. Видел однажды, когда обращенные в панику союзные половецкие полки смяли и разбросали по полю строй русичей, ставших легкой добычей для конных ордынских лучников, а после – для таранного, сметающего удара тяжелой, закованной в броню кавалерии. А ведь наша сила тогда была едва не вчетверо больше…
– Слушай меня, люд козельский! – во всю силу легких вскричал воевода.
Его трубный глас разлетелся над толпой, словно переменившийся ветер, гасящий неистовую силу шторма.
– Слушай меня!!!
Толпа притихла.
– Невеселая у нас нынче вышла ярмарка, – продолжал воевода. – В трех днях пути от нас Орда. И Козельск у нее на дороге…
Толпа зашевелилась, заворчала, забубнила многоголосо.
– А может, она мимо прокатится? – крикнул кто-то. – Даров хану ихнему пошлем…
Воевода отрицательно покачал головой.
– Чтоб хан укрепленный град у себя в тылу оставил? А ну как мы сзади да по обозам ударим? И свернуть им некуда – тракт один, а вокруг грязища-распутица… Да и не сворачивает никогда с дороги степная Орда, а выжигает и выжирает все на пути, словно стая саранчовая.
Воевода задумался, глядя в растерянные лица людей. Не толпа это. Люди. Простые люди со своими радостями, заботами, бедами… Но что их беды против одной, общей на всех, что свалилась на головы, ожидаемая давно, но с извечным русским «авось пронесет, прокатится мимо, минует, как сотни других городов».
Не минула беда Козельска. Как и сотни тех, других городов, что были сожжены, стерты с лица земли, словно их и не было вовсе. Даже памяти о них не осталось. Потому как не осталось тех, кто бы помнил…