Златые купола над Русью. Книга 1 - стр. 3

– Светлый князь, страша поймала двух соглядатаев!

– Кто такие? – воскликнул Иван Васильевич, со всей силой бросив деревянную ложку на стол.

– Некие молодцы из земель новгородских, пытались незамеченными пробраться к клетям, где ныне сидят пленники, которых доставил Даниил Дмитриевич. К счастью, их увидели стрельцы.

– Новгородцы? – проговорил сам себе князь, нахмурив густые черные брови. – Где они ныне?

– Там, – махнул стрелецкий голова, – на Лобном месте, ждут твоего решения.

Иван Васильевич взял посох, с силой сжал его, обдумывая решение о казни. Наступила теперь тревожная, гнетущая тишина, каждая секунда казалась часом. Наконец, государь молвил:

– Повелеваю отрубить головы в назидание остальным, немедля, – и с этими словами громко стукнул посохом о каменный пол – сие значило окончательное решение.

Княжич Иван глянул на отца чуждым, каким-то иным взором, слово моля о чем-то. Иван Васильевич понял сий взгляд и потому проговорил:

– Тебе, мой сын, уже четырнадцать лет от роду, ты не ребенок и посему ты поедешь вместе со мной глядеть на казнь да разуметь, какой конец изменникам.

Подали закрытые сани – не гоже князьям быть на виду у народа. Кони всхрапнули, копытами своими взбили тучу снега, возница ударил животных плетью, сани понеслись по московским улицам. Народ разбегался в стороны, падал наземь перед княжеской процессией, которую замыкали дети боярские – все как на подбор статные и высокие, да и кони были под стать всадникам – прыткие, длинноногие, метали то и дело злые черные глаза на прохожих.

Процессия подъехала к Лобному месту, там уже собрались большинство горожан, слышались крики, ругань.

– На кол их! – кричали мужские голоса, указывая перстами в сторону осужденных, что понуро стояли вдали ото всех со связанными руками.

– Пусть в ноги нашему пресветлому князю кланяются! – прокричал кто-то.

Вдруг все тихо замерло. Палач взял в руки секиру, глянул туда, откуда показались княжеские сани. Толпа расступилась, в душе ликуя предстоящим зрелищем. Из саней выглянула руки и бросила платок. Палач все понял, приготовился. К нему подвели первого молодца, положили его голову на плаху, секира поднялась в воздухе, зловеще блеснуло лезвие в свете дня и… голова первого новгородца покатилась по земле, оставляя на снегу кровавый след. Толпа взревела, словно хищник, жаждущий крови. Нерадостная участь ждала второго приговоренного. Палач вздохнул и омыл окровавленную секиру водой.

Иван Васильевич остался доволен – не будет милостей ни к врагам, ни к предателям. Лишь взглянул на сына, тот был смертельно бледен – невинное дитя, впервые увидевшее кровь, молвил:

– Не печалься об умерших, сыне. Запомни: власть держится на страхе.

Сани тронулись в обратный путь по белому, искристому снегу.

3. ГРЕЧЕСКАЯ ПРИНЦЕССА

Процессия княжеской невесты неспешно двигалась по заснеженным дорогам Руси, то и дело увязывая в снегах до болотах. Изнеженные, привыкшие к вечно жаркому солнцу Средиземноморья, греки и итальянцы каждый на своем наречии ругали русского государя, восхотевшего взять в жены иноземку, были злы на дикие неприветливые леса северной страны и посему всю злость свою изливали на лошадях – единственных существ, кто не мог им ничего сказать.

Софья Палеолог восседала посреди мягких подушек в первых санях, чьи дверцы были инструктированы серебром и золотом – подарок от суженного. Принцесса то и дело глубоко вздыхала, глядя сквозь оконце на неприветливый, сероватый мир, где даже днем солнце скрывалось за тучами. О чем она думала, о чем мечтала? Жалела ли о своем решении стать женой князя доселе неведомых, диких московитов, какими представляли их жители Европы, или же девица скучала по далекой родине своей, пусть названной, не кровной, но приютившей ее с отрочества благословенной Италии, наполненной ароматом душистых цветов, цитрусовых фруктов и морского воздуха? Ныне та земля осталась далеко позади, на другом конце света и сердца.