Зимняя жара. Реальное фэнтези – Том III – Ложная правда - стр. 15

Счёта, превышающего десять пальцев, соплеменники Гури по отцу, в отличие от илюли, не знали. Зато у каждого пальца было свое имя, и самым большим числом до недавних пор считалось нош-нош, то есть «мизинец мизинцев» или «десять десятков». Считали слева направо, от мизинца до мизинца: ниш, гиш, эку, эму, герч, горч, ому, оку, гош, нош. Теперь, когда в клан Тикали влились не только Фраки, но также Гварки, Даги, Питчи и даже остатки почти уничтоженных Лопи и Олди, никто иной как Гури подсказал Гелу простой способ расширить счёт сверх десяти десятков. Гел быстро его понял и рассмеялся, сказав, что скоро, очень скоро они дойдут до великого предела – нош-нош-нош.

– Твоя жена будет жить, – заверил Гури пленника, поравнявшись с носилками и стараясь не обращать внимания на косые взгляды собратьев, придерживавших жерди на плечах. – Жара кончилась.

– Жар спал, – поправил Бокинфал, от радости готовый расцеловать этого огнеголового дикаря и хоть вечно ходить с завязанными руками. – Кто ты?

– Гури.

– Послушай, Гури, я очень благодарен тебе, всем вам, за наше спасение. Мне никогда не приходилось бывать в этих местах, но я догадываюсь, что вы несёте нас в свой лагерь. Что вы хотите с нами сделать?

– Наш вождь скажет.

– Ваш вождь? Ну, конечно, как же иначе! А его как зовут?

– Гел.

– Гел, Гел… хорошее имя. Надеюсь, что и он хороший. Он ведь не захочет нас убивать, да? Иначе зачем бы вы нас выхаживали и несли такую даль. Я ведь прав?

– Не знаю. Как твоё имя?

– Бокинфал. Обычно друзья называют меня просто Бок, я не против. А мою девушку зовут Пенни. Она спит?

– Да. Хватит говорить.

Дикарь отстал, и Бокинфал вернулся к рассматриванию заснеженных веток, проплывающих по светлеющему небу.

Совсем не так представлял он свою встречу с шеважа. Все вабоны рано или поздно думают о ней, с ненавистью или страхом. Чтобы увидеть шеважа, нужно было стать виггером и отправиться в Пограничье либо на заставу, либо в числе карательного отряда. Жившие по окраинам Вайла’туна фолдиты иногда сталкивались с ними поблизости от своих тунов, но в зависимости от численности та или другая сторона спасалась бегством. Лишь в последнее время участились случаи появления осмелевших дикарей в самых неожиданных местах, что некоторые связывали будто бы с овладением ими тайны получения, а главное – поддержания огня. Во всяком случае конца зимы многие ждали с трепетом. Ходили слухи, что шеважа обязательно воспользуются весенней сухостью и начнут жечь беззащитные постройки. Сперва ближайшие к лесу, а затем и все остальные. Вчерашнее нападение на целое поместье Томлина тому худшее подтверждение. И это сейчас, не дожидаясь оттепели! Правда, если бы не оно, ни его, ни Пенни уже на свете не было бы…

Ночью, пока его мучили и не давали толком уснуть жгучие и ноющие боли по всему телу, Бокинфал вспоминал то, что ему когда-либо доводилось слышать о человеческих жертвоприношениях. Раньше подобные вещи всегда связывались разве что с шеважа. Мол, они таким образом празднуют победы над вабонами и заодно избавляются от обузы в виде пленников. Другого от дикарей и не ждали. Потом Бокинфал услышал слова о жертвоприношении из уст фра’нимана, которого они с Валбуром пришли убивать в отместку за Феллу. Следующим был Ахим, передавший им давеча рассказ чудом вернувшегося из лагеря венедда парня, который своими глазами видел, как те расправляются с его сотоварищами. И вот теперь Бокинфал сам оказался свидетелем и почти что участником подобной расправы, причём в роли дикарей или жестоких венедда выступали те, кого он раньше без зазрения совести мог бы назвать своими соплеменниками. Примечательно, что когда он очнулся после боя с таудами, закончившимся подлым ударом чем-то тяжёлым по затылку, и увидел, что привязан к странному столбовому сооружению, а бедная голая Пенни крутится на кресте перед полыхающим костром, он даже не удивился. Каким бы странным и неприятным не выглядел Ахим, как бы ни хотелось ему не верить, он в итоге оказался сокрушительно прав: чудовищные ибри существовали, они были среди вабонов, тупых и послушных, делающих вид, будто ничего не замечают. И они действовали. Те, с позволения сказать, люди, что собрались на поминки Томлина, своими длинными носами, вылупленным глазами, отвисшими нижними губами и горестными ухмылками отличались только потому, что нужда – не то горе, не то праздник – свела их в одном месте, но ведь в обычной жизни они были рассеяны среди остальных вабонов, служили купцами, теми же фра’ниманами да и мало ли кем ещё, однако взгляд непосвященного, видя их, отказывался их примечать. Они казались частью разноликой толпы. Нужно было оказаться в отчаянном положении, чтобы как следует разглядеть разницу. Тэвил, сколько же их? Что же теперь с нами со всеми будет?