Зимний скорый. Хроника советской эпохи - стр. 55

А она тоже опамятовалась и оттолкнула его:

– Пусти-ка! Пусти!

Слезла с кровати, прошлепала босыми пяточками к умывальнику, открыла воду. Вдруг испуганно прикрикнула:

– Не смотри!

Он и не пытался смотреть. Он лежал лицом к стене, слушая, как льется вода из крана, звонко плещет то в раковину, то на пол.

– Весь пол залила, – раздосадованно сообщила Стелла. – Ну ничего, линолеум, высохнет.

Пробежала назад. Сказала:

– Подвинься!

И снова привалилась к нему в тесноте скрипучей кровати. Он ощутил ее грудь, мокрый живот, мокрые волосы внизу, всё еще пугающие своим прикосновением, и мокрые до самых пальчиков, до царапающих ноготков, такие маленькие и такие сильные ноги.

Поцеловал ее. Заговорил было о том, что влюбился в нее сразу, как только увидел впервые осенью шестьдесят третьего. Но быстро сбился и замолчал под ее взглядом. Сдвинув уголком маленькие бровки, остроносенькая, похожая на сердитую птичку, она странно всматривалась ему в лицо своими выпуклыми, темно-блестящими глазами.

– Женя, – сказала она. – Женя. Надо же, имя тебе дали девчоночье!.. – Неожиданно ткнула его пальцем куда-то под ключицу: – Вон какой след тебе оставила, сама не заметила. На пляж теперь не выйдешь. Хотя, вы, мальчишки, такими пятнами любите хвастаться.

И вдруг, закинув лицо к потолку, громко сказала с восторженным ужасом:

– Какая же я дрянь! Господи, какая дрянь!

– Почему?!

– Да разве можно было мне с тобой? Совсем я с ума сошла!

– Давай поженимся.

– Ой, не смеши меня! Дурачок. Да я на семь лет тебя старше!

– На шесть с половиной!

– Мало, что ли?

– Шекспир тоже женился в восемнадцать лет, и жена была на шесть лет старше.

Стелла расхохоталась:

– Ты что – Шекспир?

– И у Наполеона жена была на шесть лет старше.

– Ой, не могу! Ты что – Наполеон?

Она заливалась смехом.

– А если будет ребенок? – спросил он.

Должно быть, слишком явно в голосе его прозвучал испуг. Стелла перестала смеяться. Сказала раздраженно:

– Успокойся ты, не будет никакого ребенка! Что же я – дурочка, не знаю, когда мне надо беречься, когда нет?

И вдруг посерьезнела:

– Вот что, мы с тобой больше не увидимся. Ты за мной не ходи и не звони мне, слышишь!

– Почему?!

– Потому! Игра есть такая детская: «Первый раз прощается, второй раз – запрещается!» Играл в нее маленький?

– Я тебя люблю.

– Перестань! – строго сказала она и зажала ему рот ладошкой. – Молчи, ничего не говори сейчас!

Несколько секунд они в упор смотрели друг другу в глаза. Неожиданно Стелла взяла его за плечи и сдавила так, что ногти больно вонзились ему в тело.

– Ты что?! – вскрикнул он.

А у нее странно искривился рот, затуманился взгляд, опустились веки. Она опять трудно застонала, медлительно и сильно охватывая его и вбирая в себя…

Вечером, когда он провожал ее на вокзал, Стелла вновь повторяла:

– Не ходи за мной больше! Не ходи и не звони, понял?!

Он ничего не понимал, но боялся возражать ей, чтобы не рассердить. Он еще не мог свыкнуться с мыслью, что всё уже произошло и завершается так нелепо обыденно. А Стелла вдруг начала расспрашивать его о какой-то ерунде, вроде того, хорошо ли кормят в доме отдыха. И в голосе ее звучали прежние, взрослые, покровительственные нотки. Он что-то отвечал. Его опустошенное тело было неприятно невесомым, ватным. Болела голова. Стыдно было признаться самому себе, но больше всего хотелось, чтобы Стелла поскорей уехала.