Зимний бал в Академии Смерти 2 - стр. 35

Боль в груди была невыносимой. Такой сильной, что из моего горла вырвался сдавленный сип, похожий на крик, но лишённый силы.

В отчаянии попыталась расстегнуть свою форму, чтобы хоть как-то облегчить своё состояние, но пальцы не слушались. Они были словно чужими, неповоротливыми, и я не смогла справиться с застёжками. В какой-то момент потеряла терпение и начала рвать ткань, просто чтобы избавиться от этого удушающего ощущения. Но это не помогло. Мне было плохо. Невероятно плохо.

Помещение кружится перед глазами...

Всё, что видела, превратилось в размытые фигуры, которые сливались в одно большое пятно. Я не могла сосредоточиться ни на чём.

Кажется, я умираю? Как… досадно.

Горькая усмешка, которая превращается в гримасу боли и отчаяния.

Хотела закричать, но не могла. Из горла вырывался только хриплый звук, который никак не мог выразить весь тот ужас, что я испытывала. В этот момент поняла, что я одна. Абсолютно одна. Дурочка, поспешила. Хотела побыть одна. Вот и побыла.

Теряю равновесие и, не удержавшись, падаю на колени. Руки автоматически упираются в холодный, твёрдый пол, пытаясь хоть как-то удержать тело от полного падения. Дыхание становится прерывистым, словно я нахожусь в каком-то замкнутом пространстве, где воздух будто выкачан. Из горла вырывается странный, глухой звук. Он звучит так, будто доносится из трубы, и я сама с трудом осознаю, что это мой голос. Меня охватывает дрожь, неуправляемая и сильная, словно я оказалась в плену лихорадочного жара или же нахожусь на грани между жизнью и смертью.

Мои ладони становятся влажными.

Кажется, что всё тело, каждая его клеточка, подвергается мучительному испытанию. Будто тысячи острых иголок одновременно вонзаются в мою кожу, причиняя нестерпимую боль.

Как же больно! Как же мучительно больно!

Не могу сдержать себя и начинаю плакать. Слёзы льются ручьём, горькие и горячие, а мои рыдания звучат надрывно и жалобно.

И вдруг, сквозь эту боль и отчаяние, чувствую, как кто-то обнимает меня. Чьи-то сильные, уверенные руки заключают в тёплые, крепкие объятия, притягивая к широкой и такой горячей груди, притягивая к широкой и такой горячей груди.

— Тише, маленькая. Я рядом, всё будет хорошо.

Но я не могу ответить, не могу даже пошевелиться. Мне так плохо, что кажется, будто растворяюсь в этой боли.

— Родная, посмотри на меня, — снова слышу голос, полный беспокойства и тревоги. Но я не могу понять, кому он принадлежит.

Словно сквозь густой туман, я делаю над собой усилие и поднимаю взгляд. Передо мной — лицо, которое я не могу спутать ни с чьим другим. Крепкий, волевой подбородок, чёткие, словно высеченные из камня черты, упрямо сжатые губы, прямой нос. И эти глаза... Невероятно синие, яркие, как сам океан, но сейчас в них плещется тревога и беспокойство. Сердце невольно сжимается от этого взгляда. Алан.

— Ты вся горишь, маленькая — шепчут его губы.

А я…

Я не понимаю, что происходит. Но он рядом. Он пришёл. Я не одна.

Алан продолжает что-то говорить, но не могу разобрать слов.

Всё моё внимание сосредоточено на его лице, на его губах, которые двигаются, произнося что-то важное. Эти губы притягивают меня, завораживают. Не могу оторвать от них взгляд. И, словно подчиняясь внутреннему порыву, я шепчу:

— Поцелуй меня.

Руки тянутся к нему, хватаюсь за его плечи, как за единственную опору в этом ужасе боли и безумия, что настигли меня.