Зима в Мадриде - стр. 32

«Интересно, на чью сторону встала эта испанка во время Гражданской войны? – подумал Гарри. – Или она была в числе тех тысяч людей вне политики, застрявших где-то посередине?»

Лицо женщины иссекли морщины, выражение оно хранило усталое, но не унылое. Видно, она одна из тех стоических личностей, которые снесли все.

Толхерст протянул Гарри коричневую карточку:

– Ваши талоны на питание. Посольство получает продукты по норме для дипломатов, и мы распределяем пайки. Это лучше того, что нам выделяют дома. И намного лучше того, чем довольствуются местные жители. – Он проследил взглядом за старухой. – Говорят, люди тут копают корни и едят их. Само собой, на черном рынке можно кое-что купить, но очень дорого.

– Спасибо.

Гарри сунул карточку в карман. Толхерст подошел к дому, достал ключ, и они ступили в темный вестибюль с потрескавшейся и осыпающейся краской на стенах. Где-то капала вода, стоял застарелый запах мочи. Они поднялись по каменным ступеням на второй этаж, куда выходили двери трех квартир. В коридоре две маленькие девочки играли с обтрепанными куклами.

– Buenas tardes[10], – сказал Гарри, но девчушки отвернулись.

Толхерст отпер дверь. Квартира оказалась с тремя спальнями. В таких, по воспоминаниям Гарри, теснились семьи бедняков из десяти человек и более. Внутри было чисто, пахло мастикой для пола. Обстановка как в жилище людей среднего класса – много тяжелых старых диванов и шкафов. На горчично-желтых стенах никаких картин, только светлые квадраты на местах, где они раньше висели. В лучах вечернего солнца плясали пылинки.

– Большая квартира, – сказал Гарри.

– Да, лучше обувной коробки, где обитаю я. Здесь жил один из функционеров коммунистической партии. Просто стыд, если учесть, в какой тесноте ютится большинство людей. Квартира простояла пустой целый год, после того как хозяина забрали. Потом власти вспомнили о ее существовании и выставили для сдачи в аренду.

Гарри снял пальцем слой пыли с письменного стола:

– Кстати, а что это за разговоры о приезде Гиммлера?

Толхерст принял серьезный вид:

– Об этом трубит вся фашистская пресса. Государственный визит состоится на следующей неделе. – Он покачал головой. – Невозможно привыкнуть к мысли, что нам когда-нибудь придется бежать отсюда. Было уже столько ложных тревог.

Гарри кивнул и подумал: «Толхерст, видно, храбрец не больше моего».

– Значит, вы отчитываетесь непосредственно перед Хиллгартом? – спросил он.

– Так и есть. – Толхерст стукнул носком ботинка по ножке резного бюро. – Хотя я не занимаюсь никакой разведкой. Я административный работник. – Он издал самоуничижительный смешок. – Саймон Толхерст, главный ишак. Ищу квартиры, печатаю отчеты, проверяю расходы. – Он помолчал. – Кстати, не забывайте тщательно записывать все траты.

Толхерст выглянул из окна во двор, где на веревках, натянутых между балконами, трепалось на ветру штопаное-перештопаное белье, затем повернулся к Гарри и с любопытством спросил:

– Скажите, Мадрид сильно изменился с тех пор, как вы бывали здесь во времена Республики?

– Да. Тогда он казался не слишком хорош, но сейчас выглядит еще хуже. Даже беднее.

– Может, жизнь наладится. Полагаю, теперь здесь, по крайней мере, сильное правительство.

– Вероятно.

– Слышали, что сказал Дали? «Испания – это нация крестьян, которым нужна твердая рука». Куба была такой же, они просто не могут справиться с демократией. Все летит в трубу.