Журнал Виктора Франкенштейна - стр. 32
– Я ничего не получал.
Я понял, что вид Элизабет сильно растревожил его; мне ясно было, что ее состояние ухудшается с каждым днем.
– Я забросил дела в Женеве. Ты ела сегодня, Элизабет?
– Немного хлеба, размоченного в молоке, папа.
– Тебе необходимо есть. – Он положил руки ей на голову, будто желая благословить. – Тебе необходимо набираться сил. Хорошо ли тебе спалось?
– Да, превосходно.
– Хорошо. Еда и отдых. Еда и отдых. – Нагнувшись, он поправил шаль у нее на плечах. – Ветер дует прямо с гор. Не возвратиться ли тебе в комнату?
– Доктора превозносят достоинства свежего воздуха, папа.
– Вполне возможно. Но видела ли ты, чтобы они сидели у озера? Мне самому становится прохладно. Виктор, помоги мне увести твою сестру.
– Я вполне в состоянии идти, папа.
– Разумеется, Элизабет. Мы пойдем рядом с тобой. Виктор, возьми сестру за руку.
Когда она поднялась с плетеной скамьи, я понял, что она очень слаба – она словно чуть покачивалась на ветру, и на мгновение мне показалось, будто она потеряла равновесие. Она оперлась на меня и засмеялась, как бы над собственной немощью.
Дорога к санаторию шла слегка в гору, и, когда мы стали медленно подниматься по гравийной тропинке, уводящей от озера, она ухватилась за мою руку. Отец шагал рядом с нами по траве, склонив голову в раздумье, но когда мы приблизились к двери здания, он прошел вперед. Позже он сказал мне, что хотел поговорить с одним из врачей в отсутствие Элизабет. Я проводил сестру в ее комнату.
– Папа очень печалится, – сказала она. – Надеюсь, ты сможешь его успокоить.
– Как же это сделать?
– Не знаю.
– Элизабет, я не могу здесь оставаться. Я не могу поселиться в Женеве.
– Я понимаю. Тебе здесь не место. Ты всегда горел честолюбием.
– Не знаю, как мне в этом повиниться.
– Я и не жду ничего подобного. Это похвально. Я всегда гордилась тобою, Виктор. С тех самых пор, когда ты был мальчиком, я наблюдала за тобою с восхищением. Помнишь, ты показывал мне, как живет цыпленок в курином яйце? Ты его изучал. Если тебе хотелось что-то познать, ты все подчинял своему желанию. – Говоря, Элизабет оживилась, словно возвратившись в прежние, до болезни, времена. – Ты докучал людям вопросами, на которые у них не было ответа. Почему облака меняют форму? Почему разрезанный червяк разделяется на два живых существа? Почему осенью листья меняют цвет? – Она замолчала. – Добейся успехов в науке, Виктор. Стань великой личностью.
В комнату вошли папа с молодым человеком, который поздоровался с Элизабет в манере самой непринужденной. Я решил, что это один из ее врачей, однако ж он мне не понравился.
– Элизабет, – сказал он, – самая терпеливая из моих подопечных. Она переносит банки и пластыри без малейших жалоб.
– Рад это слышать, – ответил папа. – Хорошо ли она ест?
– Она поддерживает свои силы. Мы полны самых лучших надежд.
В моих глазах это походило на маленькую комедию, разыгранную ради Элизабет, но выражение усталости на ее лице убедило меня в том, что на нее она не подействовала.
– Думаю, нам следует тебя оставить, – сказал я. – Ты утомлена.
– Да, – сказал папа. – Ей необходимо отдохнуть. Отдых есть лечение.
– Позволительно ли мне сознаться в том, что я устала? – Она взглянула на врача, который внимательно за нею наблюдал.
– Разумеется. Не забудьте, что перед ужином фортепьянный концерт. Мы будем слушать Моцарта.