Журнал Виктора Франкенштейна - стр. 10
– Неужели?
Казалось, он был искренне удивлен, и мне пришло в голову, что он не сознает собственной необычности.
– Один молодой человек глаз не сводил с моей трости.
– Они все бедняки, сэр. Но ничего плохого они вам не желают. Большинство из них достаточно честны.
У Биши сделался смущенный вид.
– Простите меня. Я не собирался подвергать сомнению его честность. – Он быстро отхлебнул из кружки.
– Удивительно, – сказал я, – как они не взвоют от ярости.
– Что вы говорите, Виктор?
– Будь я вынужден вести крайне плачевную жизнь, в то время как окружающие купаются в богатстве, я жаждал бы разнести этот город в пух и прах. Я жаждал бы уничтожить мир, лишивший меня свободы. Сотворивший меня.
– Превосходно сказано. – Уэстбрук поднял кружку, обращаясь ко мне. – Я и сам часто размышлял о том, что удерживает этих бедняков в рабстве.
– Религия, – сказал Биши.
– Нет. Не это. Ничем подобным их не проймешь. Они такие же язычники, как и жители Африки.
– Рад это слышать, – отвечал Биши. – Выпьемте за смерть христианства!
– Нет, – продолжал Уэстбрук. – Дело в страхе перед наказанием. В страхе перед виселицей.
– Что им достается от жизни? – спросил я у него, начиная хмелеть от пива.
– Сама жизнь, – отвечал Уэстбрук.
– Этого, думается мне, достаточно. – Биши успел побывать у стойки и возвратиться с тремя новыми кружками. – Ценность жизни – в ней самой. Нет ничего более драгоценного.
– И все же, – сказал Уэстбрук, – вести ее можно с достоинством. И без страдания.
– Жаль, что в этой жизни подобное невозможно. – Биши поднял свою кружку. – Ваше здоровье!
– Что вы хотите сказать? – обратился к нему Уэстбрук.
– Страдание неотъемлемо от человеческого существования. Радости не бывает без боли, ей сопутствующей.
– Это возможно изменить, – произнес я. – Мы должны создать новую меру ценностей. Только и всего.
– О, так, значит, вы преобразуете природу?
– Да. Если потребуется.
– Браво! Виктор Франкенштейн создаст новый тип человека!
– Биши, вы всегда говорили мне, что мы должны находить ненаходимое. Достигать недостижимого.
– Я действительно в это верю. В этом, полагаю, мы все сходимся. И все же устранить само страдание…
– Что, если существовала бы новая раса существ, – начал Уэстбрук, – которые не чувствовали бы боли и горя? Они были бы ужасны.
Я взял его за руку:
– Но что же то место, где мы шли, – Сент-Джайлс? Разве оно не более ужасно?
Мы продолжали пить и, полагаю, сделались предметом неких замечаний со стороны клерков и мастеровых, что сидели на других скамьях. Эта часть города была более респектабельной, нежели прилегающий к ней Сент-Джайлс, однако присутствие джентльменов приветствовалось не всегда.
– Нам пора, – сказал Уэстбрук и, взяв Биши за руку, помог ему подняться с сиденья. – Думаю, мистер Шелли, визит моему отцу вам следует нанести в другой раз. Он не жалует выпивку.
– Но как же ваша сестра? Как же Гарриет? – Биши с трудом держался на ногах.
– Уверяю вас, два или три дня ощутимой разницы не составят. Пойдемте же. И вы с нами, мистер Франкенштейн. На Сент-Мартинс-лейн я найду кеб для вас обоих.
Глава 3
Отчеты о работе мистера Хамфри Дэви, некогда попавшиеся мне в журнале «Блэквудс», я прочел с большим интересом. В Оксфорде мне удалось раздобыть выпуск «Записок Королевского общества» с его статьей, где разъяснялся процесс, посредством которого он гальванизировал кота. Два или три дня спустя по приезде в Лондон, открыв по чистой случайности выпуск «Журнала джентльмена», я увидел там объявление о курсе лекций, который мистер Дэви намеревался прочесть в Обществе развития искусств и промышленности, под названием «Электричество без тайн».