Журнал «Рассказы». Иная свобода - стр. 15

Вздрогнув, он очнулся и осознал, что, как и в прошлый раз, попросту кончилось поле. Оно вновь оказалось слишком тесным для Игры, которую он вел, и партия закончилась в миг случайного перевеса противника – но буквально через пару ходов, Ауринг это знал, преимущество вернулось бы к нему! «Игра о том, когда вовремя останавливаться», – всплыло в памяти. Но Ауринг не желал останавливаться, ни вовремя, ни вообще когда-либо: он выстраивал партию, ведущую к абсолютному преимуществу на самом последнем рубеже, в вечности. В ярости он схватил доску и швырнул ее в стену – и опомнился почти в тот же миг, но было поздно.

Стена отозвалась на удар странным гулким звуком, доска отлетела. Лопнули какие-то склянки, стоявшие на полке, брызнули осколки и благовония, посыпались свитки. Стеллаж покачнулся и рухнул. Ауринг, в ужасе от содеянного, кинулся к обломкам, стал разгребать их и пал на колени в облегчении: доска не разбилась! Он схватил ее дрожащими руками, ощупал со всех сторон, чтобы удостовериться, что она действительно совершенно цела и он ее не повредил. Несколько раз он провел по краям доски, сперва встревоженно, потом недоуменно… и в этот миг совершил открытие.

Два края доски (северный и восточный) были настолько идеально ровными, что казались шелковистыми. Но южный и западный края оказались чуть-чуть – на волосок – скошенными. Ауринг несколько раз ощупал доску, посмотрел ее на свет: этой скошенности совершенно не было видно, но он ее ясно ощущал и так же ясно понимал, что этот скол – не его рук дело, он был гораздо древнее.

Еще не вполне уверенный, что именно он ищет, Ауринг принялся простукивать дальнюю стену и обнаружил в углу, за разрушенным стеллажом, ту самую гулко отозвавшуюся полость. Потайной ход.

Кликнув слуг, он велел прорубить стену – и действительно, открылся лаз в скале, откуда повеяло прохладным и на удивление живым, не затхлым воздухом. Лаз был темным, узким: судя по всему, естественного происхождения, как и сами пещеры, а может, пробитым старой магией творцов мира в незапамятные времена. В сопровождении слуг и охранников, держа в дрожащей руке фонарь и прижимая к груди волшебную доску, Ауринг вступил в тоннель следом за людьми.

Лаз петлял долго, иногда по нему приходилось протискиваться; наконец он закончился громадной пещерой. Своды ее взмывали высоко вверх, и где-то там пробивался дневной свет. А внизу разверзалась громадная пропасть – она спускалась, кажется, до самых корней горы, а может, и глубже. Кто-то из стражей бросил камень, но со дна не вернулось ни звука.

Вдоль стен к другой стороне пещеры змеились обрывистые, но проходимые тропы. Что-то огромное тускло сверкнуло напротив, и, когда глаза привыкли, стала видна плоская, стеклянно-прозрачная стена – или поверхность, отвесно уходящая до самого дна. Громадная плоскость возносилась к сводам пещеры (туда же сбегались вдоль стен осыпающиеся тропки), и там, наверху, заканчивалась абсолютно ровным срезом. Лишь с краю, в самом верхнем углу сверкала крошечная, еле заметная с такого расстояния щербинка.

Ауринг вдруг вскрикнул и устремился вверх по тропе. Его не успели (и не осмелились) удержать, остановить, и теперь он карабкался по сыпучему склону, где сотни лет не ступала нога человека, и мелкие камешки, шурша, струились из-под его неуклюжих ног, утекали в бездну. Он достиг другого края пещеры; отважно спрыгнул, балансируя, на ровный верхний срез загадочной структуры; дошел до угла, поставил у ног фонарь и склонился к выщербленному участку. Люди на той стороне пропасти видели, как он достает волшебную доску и, повертев, прилаживает ее к выбоине.