Журнал «Парус» №91, 2025 г. - стр. 31

Так что генетика с натовцами чуток подождут, от них не убудет. Пора с новой коллегой поближе знакомиться. А коллега – хороша, до чего хороша! Миниатюрная, худенькая, остроносая, две толстенные косы цвета зрелого одесского каштана. Глазищи с ресницами и волшебный голосок я уже упоминал, одета неброско, но и мы ж не на танцульках.

– Я тут первый раз, у вас всё такое интересное! – корпус биофака действительно стоит в стороне от других основных зданий МГУ и скрыт вековыми липами. В коридорах – запах мышей, опилок, карболки, витают легенды о призраке шестиногой собаки и сбежавших из вивария крысах-мутантах – всё это специфически действует на неподготовленную психику неофитов, особенно – нежных филологинь.

Прогулялись до моей родной лаборатории. Мышатина шибает в нос ещё сильнее, стены под потолок уставлены клетками, в одних – бурлит жизнь, в других – снимает свою жатву смерть, наука, увы, требует жертв. Среди стеллажей – одинокая фигура в заляпанном халате – наш затворник с замысловатым именем Маркслен. Светлый ум, горящие научным фанатизмом глаза, прожжённые химикатами покусанные руки – быть ему великим учёным, если не сожрут «пыльные шлемы».

– Рита, это – Маркслен, Маркслен, это – Рита!

– Угу. – бурчит франкенштейн, ничто, никто и никогда не сможет отвлечь его от предметных стёкол и чашек Петри. – Как твой доклад?

– А вот над ним-то как раз сейчас упорно работаю, отвечаю я, открывая одну из клеток – очередное испытание моей прелестнице.

– Рита, это – Лёня, Лёня, это – Рита.

Большой белый крыс радостно рысит по протянутой руке, обегает мою шею по плечам, щекочет щёки и нос голым розовым хвостом, оставляет на воротнике крысиное приветствие.

– Привет, Лёня, как дела – звонко смеётся девушка, подставляя ему ладошку.

 Ах, что за ладошка, что за пальчики – тонкие, длинные, аристократичные. Крыс их обнюхивает, обшаривает, облизывает, я б также не отказался, но у меня всё впереди ещё.

– На самом деле его зовут К-148МФ. К – это контрольная группа, поэтому его Маркслен не колет всякой дрянью, а холит, лелеет, кормит до отвала, взвешивает и измеряет. Крыс авторитетный, только уж очень на нашего завлаба похож. – вновь серебряный колокольчик её смеха наполняет мрачноватые чертоги, лучшее, что слышала эта лаборатория с момента своего основания.

К метро подходим, уже взявшись за руки и болтая о какой-то чепухе, словно мы сто лет знакомы. Договариваемся встретиться через три часа на Горького у входа в театр имени Ермоловой, сам театр нам сейчас неинтересен, но место приметное. Времени заскочить переодеться (ей – в общагу, мне – домой) вполне достаточно.

А планы у меня наполеоновские. Произвести сногсшибательный эффект на юную первокурсницу, записать на свой боевой счёт ещё одну победу, насладиться триумфом. Всё идёт к этому, никто не сможет устоять перед моим обаянием! Рыбка и так плывёт в сети, дело за малым, впереди – самое интересное.

Место встречи было выбрано удачно, и его, как известно, изменить нельзя.

– Ого, Миша Костров, ты ли это? Настоящий «иностранный сектор!» – по Рите можно было сверять часы.

Удивляться было чему: шузы на манке, узкие трузера жёлтого вельвета, красные соксы, дивный, в клеточку, джакет цвета зелёнки из пузырька, оранжевый таёк с фиолетовой пальмой и чёрной обезьянкой – вот он, блестящий, манящий, презираемый