Журавлик по небу летит - стр. 22
– Валяй!
Она попыталась освободить ногу, я зажал ее двумя руками.
– Собираюсь изучить облака вплотную. Знаешь, что такое цирростратус?
– Нет. – Она дернула ногу, тапок свалился на мою улицу, я засмеялся.
– У «АстроМастера» девяностомиллиметровый объектив. Это круто! Можно увидеть Юпитер в двух шагах от себя. Шаришь? А еще у «АстроМастера» ахроматическая рефракция, встроенный искатель, оборачивающаяся призма…
– Чихала я на призму! Понял, оборачивающийся искатель? – Она двинула мне ногой по голени.
– Вредина! – захохотал я. – Будешь корячиться, не возьму с собой в небеса.
– А мне и не надо. – Она подняла на меня Ее глаза. В них были слезы, и я отцепился.
Лизка захлопнула окно и задернула шторы. Я поднял тапок; у него были заячьи уши, но они висели, как уши брошенного бассет-хаунда. Я посмотрел на зайце-тапок и поклялся Ей никогда не трогать Лизку. Мне было стыдно. Я вел себя как последний щегол. И у меня испортилось настроение.
– Что ты хмурый? – спросила мама.
– Мне нужны деньги, – неохотно ответил я.
– Зачем? – испугалась мама.
Она теперь все время пугается. Чего она боится? Что я подсяду на анашу, собьюсь в стаю лысых фашиков или запью оттого, что я последний городской девственник?
– Хочу купить телескоп.
– А, – облегченно выдохнула мама. – Я скажу папе, мы купим.
– Угу.
Мы замолчали. Я смотрел в стену, мама на меня. У нее был странный вид.
– Миша, – вдруг сказала она. – Вы проходили контрацептивы по школьной программе?
– Что проходили? – Я чуть с кресла не упал.
– Презервативы, – прошептала мама.
Я всмотрелся в ее лицо и захохотал как ненормальный.
– Проходили?
Я кивал, не в силах сказать ни слова. Трындец! Мои предки были продвинутей, чем я мог себе представить. Мы проходили презервативы у Сашки дома. Нашли у его родаков в постельном белье и поделили поровну, чтобы использовать, когда приспичит. Один до сих пор валяется в ящике моего стола. Не приспичило. Н-да… Чего я вспотел?
– Если что, папа тебе поможет, – запинаясь, сказала мама.
– Чем? – Я свалился с кресла и умер от взрыва смеха.
– Нечего веселиться! – разозлилась мама. – И помни, тебе еще два с половиной года учиться!
Итак, мама тоже думает, что я отстаю в развитии. А я и отстал. Чего я так ржу? Придурок!
У меня улучшилось настроение, и я пошел к Лизке отдавать тапок. Заодно зигзагообразно извиниться. Подумал, вернулся назад и засунул зайце-тапок в птичью клетку. Чем глупее выглядят извинения, тем легче тебя извинят. Это знаю только я. Тапок в клетке радостно поднял заячье ухо и сделался похожим на шариковатого Тузика. Я полюбовался делом рук своих, посмеялся и пошел. Дверь открылась, и на пороге явилась Она. В облегающей водолазке и обтягивающих джинсах. Глаза впол– лица, ноги от шеи. А у маленьких ушей кудряшки вьются пушистыми завлекалочками. Мягкими-мягкими. Я чуть руку не протянул, чтобы их потрогать.
– Тапок, – вместо «здравствуйте» тупо сказал я.
– Откуда? – изумилась она.
– С ноги. – Я протянул клетку и покраснел. Как обычно.
Она взглянула на клетку, ее глаза расширились, и Она засмеялась, как… кто-то с неба. А я увидел ее улыбку и попал в замкнутые пределы светящегося гало. Она смеялась, мой смех плавно вливался в ее и уносился в открытую форточку к прирученным облакам. Вот тогда я понял, кто Она. Небесная пастушка бесконечного стада овечьих облаков, а я их шариковатый Тузик.