Журавленок и молнии - стр. 16
– И тебя?
– Да ну… Я и не пыталась. Там не таких выбирали.
– А каких? – удивился Журка и, оторвавшись от окна, взглянул на Иринку.
– Таких… симпатичных. Чтоб смотреть приятно…
«А на тебя разве не приятно?» – чуть не спросил Журка, но смутился и сказал другое:
– В кино всяких людей снимают, не только красавцев. Главное, чтобы талант был.
– Ну да. А если ни таланта, ни внешности?
– Чего ты на свою внешность напустилась? – проговорил Журка с суровой ноткой. – Человек как человек…
– Нет, – вздохнула Иринка. – У меня рот акулий и зубы пилой.
– Какой пилой?
Иринка приподняла верхнюю губу. В самом деле, нижние краешки зубов были скошены на одну сторону и торчали неровно, как зубчики маленькой пилы.
– Ну и что? – сказал Журка. – Это даже… интересно.
– Уж куда как интересно!.. А еще конопушки эти круглые. Не лицо, а божья коровка.
– Да их и не видно совсем.
– Это сейчас не видно, а весной знаешь как…
Журку смущал такой разговор. Но он чувствовал, что Иринка говорит не всерьез. Видно, она просто решила показать: вот, мол, я какая, не жалей потом, что подружился…
Журка хотел сердито сказать, что терпеть не может дамских бесед о красоте. Разве в ней дело? Но в это время троллейбус остановился, двери зашипели, и водитель опять недовольно закричал:
– Дрынка!
– Почему он всех какой-то «дрынкой» пугает? Что за «дрынка»? спросил Журка.
Иринка широко открыла глаза. Потом охнула и начала смеяться:
– Это он говорит «до рынка». Рядом с рынком троллейбусный парк, вот он туда и едет, потому что работу кончил. А вообще этот шестой маршрут ходит на «Сельмаш»… Нам-то все равно по пути, а другие сердятся. Ждут, ждут, а он… Он: «Дрынка»!.. Ой, ты не обижайся, что я смеюсь.
– Я не обижаюсь, – проворчал Журка. – Просто глупо. Сказал бы по-русски: «Еду в парк, товарищи».
– Тогда непонятно, в какой парк. Может, в парк культуры и отдыха, туда, где мы вчера были. Там у него конечная остановка… Ты обратно на этой «шестерке» до самого дома доедешь.
«Шестерка» снова тряхнулась и поехала.
– Ой, а о чем мы недавно говорили? – спохватилась Иринка.
– О твоих конопушках, – безжалостно сказал Журка.
– Да… – сразу опечалилась она. – И о зубах… Я даже удивляюсь, с чего ты решил со одной познакомиться.
Журка усмехнулся:
– Значит, если знакомишься, надо человеку в зубы смотреть, как лошади? И конопушки считать?.. Ты сказала «пошли», я и пошел с тобой.
– Между прочим, это ты сказал «пошли».
– Между прочим, ты. Я и не мог, я как раз тогда губу облизывал, видишь, на ней трещинка.
– Ну… ладно. Зато ты стал резинкой угощать.
– А ты не отказывалась.
Иринка опять засмеялась:
– Неудобно отказываться. Жевала и страдала.
– Подумаешь, страдала. Вот я сегодня страдал…
– Когда?
– Над молочным супом. Я его больше всего на свете не терплю. Первый раз в жизни до конца съел. Да еще с пе-енками… – Журка передернулся.
– Ой, а почему же ты не сказал?
– В гостях-то!
– Я маме скажу, чтобы никогда больше…
– Не вздумай!.. А то каждый день буду резинками кормить.
Иринка жалобно попросила:
– Только не такими твердыми. А то потом потихоньку я целый час плевалась, когда ты меня по парку таскал.
– Я таскал? Я там и дорог-то никаких не знал! Ты сама: «Пойдем еще куда-нибудь», я и пошел…
– Ага? Сам же все спрашивал: «Вон за теми деревьями что? В том домике что? А лодочная станция где?»