Размер шрифта
-
+

Жулики. Книга 6 - стр. 23

– А чего это ты про Аннушку?– насторожился Серега.

– Ничего. Просто она сегодня по кухне старшая. Уху варит патриаршью. Или как там она называется, когда сразу несколько видов рыб отваривают и еще ерша туда в тряпке макают, чтоб наваристее была?

– А я знаю? Нашел кого спросить. У нее бы и узнал,– облизнулся Серега.

– А вот слюни напрасно пускаешь. В ближайшую неделю "сегодня" ухи вряд ли Аннушкиной отведать придется. Если только Павел угостит. Но вот к столу мы вряд ли будем там приглашены. И потом пишут, что не был он, в отличие от тебя, гурманом. А любимое блюдо у него было знаешь какое?

– Ну?

– Угадай с трех раз, на шалабан,– Мишка принялся засучивать рукав камзола.

– А чего это ты уже изготавливаешься? Может не рукав засучивать нужно, а лоб заранее зеленкой намазывать? Я конечно не "Светозарный", но примерно могу предположить чего там Павел любил пожевать. Жена немка, сам наполовину тоже. Фридриха-II-го обожал. Прусские порядки насаждал. Немецкое чего-нибудь и любил. А чего немец всегда рубал испокон? Сосиски с капустой и пивом запивал. Угадал? Угад-а-а-а-л! По глазенкам твоим радостным вижу. Ишь как заблестели от предвкушения,– Серега, так же как и Мишка, принялся закатывать рукав, кровожадно ухмыляясь.

– Признавайся, сволочь, прочитал где-нибудь?– Мишка попытался уклониться от шалабана, но Серега оказался расторопней и звук щелчка гулко пронесся над креслами конференц-зала.

– Может и прочитал, только ведь ты в условиях пари это не упомянул. А вообще-то не читал. Ляпнул первое, что на ум пришло. Неужели сосиски трескал с капустой? Неудивительно, что характер у него вспыльчивый был. При таком-то рационе.

– Ну, характер у него вспыльчивый и мрачный стал от окружения. Его всю жизнь "подставляли". Наплетут всяко-разно, наобещают и "кинут". А он раз "попал", два "попал", а потом звереть начал и ни кому не верить. У него ведь первая жена, тоже немецкая принцесса, во время родов умерла, а он ее любил и очень переживал. Даже сосиски есть отказывался. Так закручинился искренне. Ну, тут маман ему возьми да и подсунь переписку его Натали с его же лучшим дружбаном – Разумовским, которого он обожал. Полюбовниками оказывается были и рога у Павла оказались такими ветвистыми, что куда там лосиным. Прочитал он письма, и совсем верить людям перестал. Его всю жизнь предавали все, кто был с ним рядом. Прямо Рок какой-то. Даже жалко парня, ей Богу,

– Мишка потер лоб.– Полегче нельзя, Геракл? Я тебе прошлый раз подзатыльник чисто символически отвесил. Главное – не чтобы больно, главное – чтобы запомнилось.

– Как это?– не понял Серега.– Если не больно? Ты хрен запомнишь и опять с какими-нибудь "сосисками" доставать начнешь.

– Скучный ты человек, Серега. "Сосиски", да я если захочу, то могу с тобой спорить хоть каждую минуту, по 60-т раз в час и со счетом 59:1 выигрывать. Просто жалко тебя дурака. Да и не люблю я споры эти дурацкие. Повезло тебе, что не злопамятный я, а память у меня хоро-о-ошая. Помнишь того татарина из Швейцарии?

– Нет. А кто это?– прикинулся, что не понимает о чем речь Серега.

– А я помню. Он мне даже во сне приснился. Стоит такой весь из себя "сирота казанская" и говорит:– "Привет Сереге".

– И все?

– А ты чего хотел еще?

– Ну, может он еще про вино прокисшее, тебе напомнил?– скривился Серега.

Страница 23