Жуков. Танец победителя - стр. 17
Михаил Артемьевич пересидел эти пробные землетрясения в Москве. В Чёрную Грязь отдохнуть и навестить родню приехал в 1908 году, когда всё успокоилось. Бранил и эсеров, и кадетов, и черносотенцев, и жидов, и правительство. Жалел только царя. Пилихин к тому времени не просто обжился в Москве, а по-настоящему разбогател. Когда-то его, подростком одиннадцати лет от роду, отдали в подмастерья. Пешком ушёл в Москву. И вот он теперь кто! А кто? Мастер-меховщик высочайшего класса! Владелец большой мастерской, целого, считай, цеха не меньше фабричного в самом центре Первопрестольной. Собственный магазин на Кузнецком Мосту – меха и кожа! Из Чёрной, как говорится, Грязи калужской – да на Кузнецкий Мост! Знай Пилихиных! Но что впереди? Когда империя зашаталась, устоять ли его цеху и магазину на Кузнецком Мосту?
В один из дней Михаил Артемьевич заехал и в Стрелковку, к сестре. Посмотрел на бедность родни, поинтересовался видами на урожай да уловлива ль рыбка на здешних омутах. Всё кругом в его хозяйских глазах выглядело тоскливым, даже берега Протвы и её омуты. Зато племянник, радостно сбежавший с крыльца навстречу дядюшке, произвёл хорошее впечатление – подрос, уже по-юношески раздался в плечах, крепкий, с умным, внимательным взглядом, с достоинством в движениях и осанке. Силу нагулял, да и ловкий, должно быть, не только в пляске. Взгляд не робкий, но и не дерзкий. Умеет себя в руках держать. Волевой подбородок с ямочкой. Пожалуй, из парня толк выйдет. Но в деревне – пропадёт. Даром растратит и силу, и ловкость, и ум.
Устинья Артемьевна уже догадалась, зачем пожаловал братец. Вздохнула и пошла к сундуку, где лежало всё необходимое, что она собрала сыну в дорогу.
– Ну, племяш, пора, – коротко, как о давно решённом, сказал Михаил Артемьевич и даже не взглянул ни на сестру, ни на старшего Жукова.
Константину Артемьевичу и в тот раз шурин руки не подал. Да и разговаривал во всё время с сестрой, с племянницей, прибежавшей с огорода, да с Егором. Маша заплакала. Ей казалось, что любимого брата у неё отнимают навсегда, и сердце её разрывалось. Кто теперь будет за неё заступаться? Кто – помогать по хозяйству?
Решение Михаила Артемьевича и обрадовало Жуковых, и опечалило одновременно. У сына появилось будущее, пусть хотя бы надежда на будущее. Уходит Егор не в чужие руки, а всё же к родному дядюшке, к выгодному делу, к денежному ремеслу, с которым жизнь можно устроить куда лучше, чем здесь, в нищающей деревне. С другой стороны, на одни рабочие руки в семье становилось меньше. Да и жалко родную кровиночку из-под своего крыла выпускать…
Закончилось деревенское детство Егора Жукова. С его беззаботными радостями и развлечениями на Протве. С рыбалкой, с покосами в пойме, когда мать приносила им, косцам, самую лучшую еду – окорок с огурцами и много, как на Пасху, варёных яиц. Со стремительными гонками на «леднях» на Михалёвых горах. С утиными охотами в пойменных старицах. Дядюшка Михаил Артемьевич взял его за руку и повёл из Стрелковки в сторону большака. Там для Егора начинался новый мир.
Двоюродная сестра по материнской линии Анна Михайловна Пилихина, прожившая девяносто шесть лет и многое помнившая, говорила: «Если бы не наш отец, малограмотный, но предприимчивый скорняк Михаил Артемьевич Пилихин, то мой двоюродный брат Егор Жуков пас бы в Стрелковке гусей… В нашей московской квартире Егор все годы жил как равноправный член нашей семьи. Равняясь на моего старшего брата, Александра, Жуков быстро становился городским человеком. Александр родился в 1894 году и был, таким образом, старше Егора на два года».