Жизнь житомирского еврея - стр. 28

Два слова о Миле Сергеевне. Мила училась в институте вместе с Верой Ивановной, и жила с ней в одной комнате в общежитии. Славная, хорошо образованная девушка. Странно, но жизнь у нее как-то не сложилась, возможно, она была слишком мягкой, легко пасующей перед возникшими проблемами. Парень, который ей нравился, женился на другой. Она долго переживала, и с работой у нее не клеилось, пока Вера Ивановна не устроила ее в секретари к мужу, который был тогда еще довольно молодым заведующим сектором. Сначала в этом был тонкий замысел: оградить мужа от хищниц-секретарш. Вскоре Вера Ивановна поняла, что мужу-трудоголику не до женских чар, но к этому времени Виктор Борисович привык к Миле, и она так и осталась при нем. В каком-то смысле Мила жила интересами этой семьи, став почти родственницей.

А в семье этой все было складно, разве что скучала откровенно Вера Ивановна в компании приятелей мужа. Ох уж эти вечные разговоры специалистов: о стремительном нарастании внешнего долга страны; о грызне в Верховном Совете и противоречивых сигналах, исходящих из него; о шатаниях позиции Ельцина и болтологии Горбачева. Как может экономика развиваться в таких условиях? Все это, конечно, было глубоко чуждо Вере Ивановне. И вдруг, появляется молодой человек, пусть на четырнадцать лет младше, но имеющий такие же интересы и не жалеющий время на беседы и совместные посещения выставок и театральных постановок. Виктор Борисович, вероятно, был благодарен мне за столь почтительное отношение к его супруге, и старался со своей стороны проявлять ко мне благосклонность.

Ну а Вениамин Семенович Гринер? Тоже был заинтересован в чем-то? Не знаю в чем, однако ему было приятно мое внимание к его рассказам, ведь поговорить и дать совет он любил. А я умел слушать. Кроме того, мы с удивлением обнаружили некоторые совпадения в наших биографиях. Предки из одного маленького местечка – это уже что-то необыкновенное. Житомир, в котором Веня прожил несколько детских лет, а я все детство. Я знал все улицы, с которыми у него были связаны детские воспоминания. Он жил на углу улиц Котовского и Московской, это же несколько кварталов от моего дома. Правда, почти за десяток лет до моего рождения, но все равно, удивительно. Ну и, конечно, наше увлечение коллекционированием.

В декабре 1992 года, почти сразу же после раздачи приватизационных чеков, началась негласная, а потом и вполне официальная торговля чеками. Действительно, цена быстро упала к маю 1993 года с десяти тысяч рублей до четырех тысяч, до цены двух бутылок водки. А в некоторых деревнях до цены одной бутылки. И это вполне естественно, простой человек, получивший на семью, например, четыре чека, не знал, что с ними делать. Их просто некуда было девать. Чековые аукционы еще не подготовлены: нет полного комплекта документации, идет перетягивание каната (кто главнее) между комитетами приватизации и фондами приватизации, заводы протестуют и оттягивают аукционы. В общем, нормальный бардак. Потенциальные восемь бутылок водки жгут руки, но продать их некому, особенно в мелких городах и селах. Честно говоря, многие не верили, что вся эта затея удастся: предполагали, что победит в борьбе за власть Верховный Совет, а в нем противников приватизации было достаточно много.