Жизнь взаймы - стр. 7
– Так я вам последнюю версию выдал, а в первом варианте он выглядел настоящим героем. Окликнул незнакомца, обругал его и даже за телефоном потянулся, вроде как полицию собирался вызвать. А мужчина испугался, через забор перемахнул и был таков, – говоря это, Юшкин улыбался.
– Свидетелей ты опрашивал? – догадался Гуров.
– Так точно, я. Да там и работы особой не было, – оправдывая нерадивость местных оперов, заявил Юшкин. – Они же все сами во двор вывалились. Знай вопросы задавай.
– Полагаю, после выстрела этого эфемерного мужчины во дворе никто из свидетелей не обнаружил?
Вопрос задал водитель, вид у него при этом был до смешного сосредоточенный. Юшкин покосился на водителя, перевел недоуменный взгляд на Гурова, ожидая его реакции. А Гуров и сам опешил: с чего это водителю вдруг вздумалось лезть в расследование?
– Я к тому, что, если бы он оставался на месте, его бы кто-то наверняка заметил, – ответил водитель на вопросительный взгляд Гурова. – Полагаю, к тому времени он успел уйти.
– Прошу прощения, Леонид Мейерхольд, но ваше дело крутить баранку, а вопросы задавать здесь уполномочен я, – раздраженно заявил Гуров. – Думаю, вам лучше вернуться в машину.
– Позвольте с вами не согласиться, товарищ полковник, – Мейерхольд не выглядел ни смущенным, ни оскорбленным. – Мой военный опыт может вам пригодиться. Осмелюсь сказать больше: он будет неоценим в рамках данного расследования.
– Когда мне потребуется ваша консультация, как бывшего сотрудника военного ведомства, я дам знать, – сухо проговорил Гуров. – Возвращайтесь в машину. Думаю, нам лучше перейти к опросу свидетелей.
Последняя фраза была обращена к Юшкину. Тот понял, чего от него ждет Гуров, и быстро зашагал к подъезду. Леонид Мейерхольд остался на месте. Он провожал полковника полным скорби взглядом, но Гуров этого не видел. Он шагал вслед за Юшкиным, желая поскорее избавиться от назойливого водителя.
В доме номер пятнадцать Гуров пробыл до трех часов дня. Выслушал не меньше трех десятков версий того, что случилось накануне ночью, с подробностями и без них. Осмотрел квартиру убитого, получил весьма четкое представление о том, каким человеком при жизни был Рауф Гулиев. Он не был аккуратистом и педантом. В его квартире чувствовалось запустение и безнадега. Единственное место, где хоть как-то прослеживался порядок, – это долговая книга. Вот она производила впечатление. В ней были собраны записи за последние три года. Чем занимался Гулиев до этого, можно было предположить по тому, насколько внушительными были его долги.
Судя по всему, Гулиев занимал у всех, кто имел глупость поддаться на его уговоры. В самом начале шли фамилии и комментарии к ним, типа «Роман Бурцев, Северо-Западный регион, флорист, – пятьдесят». Видимо, к этому времени Гулиев набрал уже столько долгов, что боялся забыть, кто же такой этот Бурцев. Затем начали появляться названия организаций. Большая часть записей имела отметку «расчет», но после каждой такой записи долг последующему кредитору становился еще выше. Это могло означать только одно – Гулиев перезанимал средства только для того, чтобы покрыть предыдущие долги.
Когда же частные лица перестали давать в долг, Гулиев перешел на заемные организации. Их за последний год было не меньше двух десятков, причем последние четыре остались без пометки о расчете. Соседи подтвердили предположение Гурова о том, на какие средства жил Гулиев. Занимал он всегда под какой-то грандиозный проект, который с треском проваливался, загоняя Гулиева в еще большие долги.