Жизнь после жизни - стр. 52

– Итак, мне сообщили, что ты хотела убить горничную, это правда? – (Ах, так вот почему я здесь, мысленно отметила Урсула.) Он напоил ее чаем из удивительного сосуда, стоявшего в углу кабинета и называемого «самовар». – К России я не имею никакого отношения, мой родной город – Мейдстон, но до революции я побывал в Санкт-Петербурге.

Подобно Иззи, он обращался со всеми как с равными или, по крайней мере, делал вид, но на этом сходство заканчивалось. Чай оказался совершенно черным и таким горьким, что пить его можно было только с большим количеством сахара и с печеньем из жестяной банки, стоявшей между ними на маленьком столике.

Доктор Келлет стажировался в Вене («где же еще?»), но далее пошел, говоря его словами, собственным путем. Он не считал себя чьим-либо последователем, хотя учился «на опыте всех учителей». «Продвигаться вперед нужно постепенно, – говорил он, – осторожно прокладывая дорогу сквозь хаос наших мыслей. Собирать воедино разделенное „я“». Урсула не могла взять в толк, что это все значит.

– Так что там с горничной? Ты действительно столкнула ее с лестницы?

Вопрос был задан в лоб и никак не согласовывался с необходимостью продвигаться вперед постепенно и осторожно.

– Я не нарочно.

Урсула не сразу поняла, кто такая «горничная»: Бриджет – это Бриджет. И вообще, что было, то прошло.

– Мама о тебе беспокоится.

– Я всего лишь хочу, чтобы ты была счастливой, солнышко, – объяснила Сильви, записав ее на прием к доктору Келлету.

– А разве я – несчастная? – растерялась Урсула.

– Сама-то ты как считаешь?

Урсула не знала. Похоже, у нее не было мерила для определения счастья и несчастья. Были смутные воспоминания о ярких впечатлениях, о провалах в темноту, но они ограничивались миром теней и мечтаний, который вечно маячил рядом и почти никак себя не обнаруживал.

– То есть существует как бы другая жизнь? – уточнил доктор Келлет.

– Существует. Но это она и есть.

( – Я понимаю, Урсула порой заговаривается, но к психиатру? – сказал Хью жене и нахмурился. – Она еще маленькая. У нее нет отклонений.

– Конечно нет. Просто ей требуется некоторая корректировка.)

– И алле-гоп – тебя откорректировали! Как удачно, – сказала Иззи. – Он просто мелкий жулик, этот мозгоправ, ты согласна? Будем заказывать сырную тарелку? У них «стилтон» такой зрелый, что почти шевелится. Или закруглимся и поедем ко мне?

– Я объелась, – сказала Урсула.

– И я. Тогда закругляемся. Кто платит?

– У меня нет денег, мне всего тринадцать лет, – напомнила ей Урсула.

За порогом ресторана Иззи на глазах у пораженной Урсулы направилась к шикарному автомобилю, небрежно припаркованному тут же, на Стрэнде, у знаменитого паба «Коул-Хоул», и села за руль.

– Ты машиной обзавелась! – воскликнула Урсула.

– Правда, прелесть? Осталось только кредит погасить. Запрыгивай. «Санбим», спортивная модель. Для такой погоды – в самый раз. Как поедем: красивой дорогой, по набережной?

– Да, пожалуйста.

– Ах, Темза, – произнесла Иззи, когда впереди блеснула вода. – Нимфы, к сожалению, здесь больше не живут.

Свежий, как яблоко, безоблачный сентябрьский день клонился к вечеру.

– Лондон великолепен, правда? – сказала Иззи.

Она мчалась, будто по мототреку в Бруклендсе. Это и пугало, и пьянило. Но Урсула подумала, что Иззи всю войну гоняла на санитарной машине и вернулась с фронта без единой царапины, так что набережная Виктории не сулит ей особых неприятностей.