Жизнь после жизни - стр. 4
– Подснежник! – воскликнула Сильви. – Цветок, первым поднимающий свою бедную головку от земли. Как это мужественно!
Вдовая миссис Гловер, которая не верила, что цветы обладают мужеством или любой другой чертой характера, положительной или отрицательной, жила в Лисьей Поляне считаные недели. Она сменила женщину по имени Мэри, у которой посуда валилась из рук, а мясо вечно подгорало. Миссис Гловер же старалась, напротив, не доводить еду до полной готовности. Когда Сильви была маленькой, в зажиточном доме ее родителей кухарку именовали хозяйкой, но миссис Гловер предпочитала, чтобы к ней обращались «миссис Гловер». Это подчеркивало ее значимость. Про себя Сильви упорно продолжала называть ее хозяйкой.
– Спасибо, хозяйка. – (Миссис Гловер, словно ящерица, медленно закатила глаза.) – Миссис Гловер, – поправилась Сильви.
Опустив поднос на кровать, миссис Гловер отдернула шторы. В комнату хлынул невероятный свет; летучей мыши как не бывало.
– Глаза слепит, – выговорила Сильви, загораживаясь ладонью.
– Снегу-то навалило.
Миссис Гловер покачала головой, то ли с изумлением, то ли с брезгливостью. Подчас ее трудно было понять.
– Где доктор Феллоуз? – спросила Сильви.
– Отбыл по срочному вызову. Где-то фермера бык помял.
– Какой ужас.
– Из деревни люди прибежали, хотели его автомобиль откопать, но не тут-то было. В конце концов мой Джордж вызвался его подвезти.
– Ах вот оно что. – Сильви как будто разгадала некую старую загадку.
– А еще говорят: лошадиная тяга, – фыркнула миссис Гловер, сама похожая на быка. – Вот и доверяй этим новомодным тарахтелкам.
– Мм… – Сильви не хотела оспаривать такие твердые убеждения.
Ее удивило, что доктор Феллоуз перед отъездом не осмотрел ни ее, ни ребенка.
– Он к вам заглянул. Да вы спали, – сообщила миссис Гловер.
Временами Сильви подозревала у нее телепатические способности. Кошмарная мысль.
– Сперва, конечно, позавтракал, – единым духом одобрила и осудила доктора миссис Гловер. – Аппетит у него – что надо, это уж точно.
– Я бы и сама целую лошадь съела, – посмеялась Сильви.
Она, конечно, хватила: ей тут же вспомнился Тиффин. Взявшись за столовое серебро, тяжелое, как оружие, она приготовилась разделаться с рублеными почками, приготовленными миссис Гловер.
– Изумительно, – сказала она (неужели?), но все внимание миссис Гловер было уже обращено на лежащую в колыбели малышку («пухленькая, что молочный поросенок»). Сильви лениво подумала: неужели миссис Хэддок до сих пор не может выбраться из Челфонт-Сент-Питера?
– Я слыхала, девчушка чуть не померла, – сказала миссис Гловер.
– Ну… – протянула Сильви.
Линия между жизнью и смертью очень тонка. Однажды вечером ее отец, светский портретист, выпив лучшего коньяку, поскользнулся на исфаханском ковре, устилавшем площадку второго этажа. Наутро его нашли мертвым у подножья лестницы. Никто не слышал ни крика, ни грохота. А незадолго до этого отец взялся писать портрет графа Бальфура. Так и оставшийся незаконченным. Естественно.
Очень скоро выяснилось, что при жизни Льюэллин распоряжался деньгами более свободно, чем предполагали его жена и дочь. Заядлый картежник, он наделал долгов по всему городу. Никаких распоряжений на случай скоропостижной смерти он не оставил, и вскоре зажиточный дом в Мэйфере наводнили кредиторы. Не дом, а, как оказалось, карточный домик. Тиффина пришлось продать. У Сильви разрывалось сердце – сильнее, чем от потери отца.