Жизнь Кости Жмуркина, или Гений злонравной любви - стр. 35
Однажды, проснувшись среди ночи на столе в своей конторе (из-за постоянных стычек с ротным он старался бывать в казарме как можно реже), Костя ощутил жажду. Стукнув ногой в стенку, за которой располагалась чайная, и получив ответный сигнал, он отправился к соседу в гости.
Всем несложным хозяйством дежурной чайной заправлял тщедушный, но шустрый и жуликоватый ефрейтор Тяпкин по прозвищу Тяпа. Ничего не умея толком, он смело брался за любое дело: выступал в наилегчайшем весе за сборную части по штанге, по клеточкам перерисовывал портреты солдатских подруг с фотографий на холсты, зауживал форменные брюки, играл в оркестре на саксофоне, лечил от грибка и трихомонад, заменял в столовой хлебореза и стряпал липовые увольнительные записки. Все его начинания терпели крах, что постоянно навлекало на Тяпу хулу от командиров и рукоприкладство от сослуживцев.
Возможно, поэтому он встретил Костю настороженно, но, убедившись, что тот не собирается сыскивать сданные месяц назад в ремонт наручные часы, а тем более мстить за безнадежно загубленные парадные галифе, поспешил угостить гостя своим фирменным напитком, даже не требуя на то письменного предписания.
Все освещение чайной на данный момент состояло из тусклого ночника, прикрытого газетой. Тяпе уже давно пора было прикрыть свое заведение, и он опасался визита дежурного по части.
– Что-то твоя бурда и чаем даже не пахнет, – констатировал Костя.
– Весь чай я вчера с корешами счифирил, – сознался Тяпа. – Так что извиняй. – Внезапно он оживился, словно припомнив что-то. – Хочешь, я тебя кофейком угощу? Консервированное, на сгущенном молоке.
– Ну давай, – милостиво согласился Костя, выливая фальшивый чай в раковину.
Тяпа достал из какого-то тайника консервную банку с пробитой в двух местах крышкой, освободил ее от многих слоев целлофана и долго возился за стойкой, звякая ложечкой и подливая кипяток в толстый граненый стакан, именуемый в просторечье «маленковским» (неясно было, изобрел ли его товарищ Маленков лично или просто любил к нему прикладываться).
Наконец напиток был приготовлен, и Костя, с удовольствием потягивая густую ароматную жидкость, рассеянно слушал очередную байку Тяпы о том, как, работая на строительстве Останкинской телебашни, он однажды сорвался со стометровой высоты и спасся только потому, что в последний момент зацепился ширинкой за кусок арматуры, которую накануне по собственной халатности не срезал.
Кофе постепенно убывал, и на язык Косте все чаще попадались аппетитно хрустящие просахаренные комочки. Его стало разбирать любопытство, и он поднес один из этих комочков поближе к ночнику. При внимательном изучении он оказался раскушенным пополам тараканом.
Костя еще не сумел осознать этого, а Тяпа, проявив завидную реакцию, уже оказался за порогом чайной, вне пределов досягаемости кулаков разъяренного приятеля. Оставшись в одиночестве, Костя разгромил в чайной все, что мог, прополоскал рот и принялся ждать. Обутый в клеенчатые тапочки и не успевший прихватить с собой даже шапку, Тяпа не мог долго продержаться на ноябрьской стуже.
Спустя примерно полчаса за окном послышалось царапанье и к стеклу прижалась обезьянья мордочка ефрейтора, у которого разве что сосульки на ушах не выросли.
– Костя, прости, – заканючил он голосом профессионального попрошайки. – Я тебе бутылку коньяка выставлю. Мне завтра обещали принести.