Жизнь как роман - стр. 14

Около семи часов утра я разомкнула веки. Сон был, должно быть, тяжелым и беспокойным, однако ночь пролетела как один выдох. Во сне меня навестила Кэрри, осчастливив маму уймой радостных подробностей, запахами, ощущениями.

Пробуждение вышло нелегким. Лицо и все тело были в поту, ноги и руки затекли. Я с трудом добрела до ванной и там надолго встала под обжигающий душ. В висках пульсировала кровь, дыхание сбивалось, в желудке жгло от кислотного рефлюкса.

Невероятно четкие образы Кэрри остались у меня в голове, по-прежнему стояли перед глазами. Что произошло этой ночью? Меня еще никогда не посещали такие сновидения – по той простой причине, что пережитое мной только что не было сновидением. Это было ЧТО-ТО ДРУГОЕ. Мысленная репродукция, сплетенная из нитей, способных максимально близко к действительности воспроизводить воспоминание. Реальность, которая РЕАЛЬНЕЕ самой реальности. Как долго продолжалась эта иллюзия? Несколько минут или несколько часов? Сыграла ли здесь роль подаренная Фантиной ручка? Какая разница? Главное, ко мне вернулась на мгновение моя дочь. Краткая, искусственная встреча с ней принесла мне больше пользы, чем вреда.

Я выползла из душа, лязгая зубами. Болело все тело: бока, спина, голова. Я провела еще несколько часов под одеялом, мысленно пересматривая то же самое волшебное кино. Потом, по-прежнему лежа в постели, я включила ноутбук, чтобы узнать, что за ручка ко мне попала.

Ручки марки Namiki, японские изделия, продавала в 1920-х годах во Франции и в Великобритании компания Альфреда Данхилла. Английского предпринимателя заворожило это детище японских мастеров, их гениальная находка – покрывать традиционные эбонитовые ручки лаком, получаемым из только что срубленного кустарника, который немедленно заменяют новыми саженцами. Эта технология вкупе со сложностью покрытия перламутром и золотыми листочками делала каждый экземпляр «уникальным и волшебным», как гласили тогдашние рекламные буклеты.

Я выбралась из постели только днем, когда явился со своим еженедельным визитом Марк Рутелли. У нас установилась традиция беседовать по понедельникам у меня в кухне, за картофельными блинчиками c сыром, которые он покупал в «Ха-Ацлаха», кошерной бакалее еврейского квартала Уильямсберга. Бывший коп вел тщательное расследование: в частности, его занимал человек по имени Хасан, проведший со мной полночи накануне исчезновения Кэрри, и Амелита Диас, няня-филиппинка, приходившая от агентства, чтобы с ней посидеть. До сих пор его расследование не давало обнадеживающих результатов, однако Рутелли не ослаблял хватку и, в отличие от других сыщиков, с которыми я сталкивалась, не помышлял о том, что в исчезновении Кэрри могла быть хотя бы отчасти виновна я сама.

Но в этот раз я сразу увидела по его лицу, что у него появились новости. Он был весь помятый, всклокоченный, как будто ночевал в машине, но опухшие глаза непривычно сверкали.

– Вы что-то нашли, Марк?

– Радоваться еще рано, Флора, – предупредил он, опускаясь на табурет.

Устало стянув с себя куртку и отстегнув кобуру, он положил то и другое рядом с собой на стол. Как он ни старался выглядеть невозмутимым, вид у него был необычный. В этот раз он явился без гостинцев, но я все равно налила ему остатки вчерашнего вина и села напротив.