Жизнь как притча - стр. 14

Шаг за шагом хромоногий клюкарь Савватий и лёгкий как перышко Агатий продвигались по сухой наезженной дороге в сторону посёлка Зелёный Бор. Целью путников была железнодорожная станция. Расположенный в двенадцати километрах от Минусинска посёлок имел прямое железнодорожное сообщение с Красноярском. «А там и до Москвы недалеко!» – шутил старец, продумывая с Агатием маршрут предстоящего путешествия.

Шофёр Виталька убеждал Савву:

– Отче, благословите отвезти вас в Зелёный Бор!

– Нет, Виталий, – отвечал старец, – так пойдём. Не пройдём – вернёмся. Тогда и цена нашей затее – от рубля копейка. А дойдём до Бора, знать, и до Москвы доберёмся.

Иной читатель удивится: «На каком таком основании Савва покинул монастырь? Уж не самочинно ли?» Спешу успокоить непраздное читательское любопытство: не самочинно. Исходу «на Москву» предшествовал долгий разговор старца с отцом-настоятелем. Дивился Игнатий:

– Отец родной, да как же ты до сего додумался? Помолодел, что ль, на монастырских харчах али бес тебя в ребро копытцем боднул? Ответь, не томи. А я покамест чаёк поставлю. Попьёшь чайку, может, дурь и сойдёт, Саввушка!

– Эка ты меня припечатал! – улыбнулся в ответ старец. – Слушаешь, а услышать не хочешь. Вот я и подумал: может, и мы, Божьи исповедники, выслушиваем мир, но слышим только самих себя? Как думаешь? Верно, прошу твоего благословения на странное дело, и, скорее всего, ничего у меня не получится. Но я должен сказать правду. И не по-монастырски шепотком, а в голос! Сказать не здесь, в благочестивой Дорофейке, и не тем, кто готов заранее нам верить, но в кабинетах. Да-да, в кабинетах, где совершается то, что потом тысячи русских попов отмаливают в исповедальнях. Благослови, брат, а там как рассудит Господь – имеющий уши да услышит.

– Да как тебе в голову такое закралось – президента наставлять! Кто нас в энтом Кремле слушать станет? Тебя ж на порог не пустят, в шею погонят, дурака косматого. Нет, не дело ты, Саввушка, задумал, не по-христиански мыслить стал. Прельстился! Не иначе, бесо́ва работа.

Настоятель разлил чай по чашечкам.

– Вот что послушай, брат Игнатий, – сказал старец, глядя в окошко на монастырский двор. – Дознался я от Агатия о большой беде в Абакыме. Беда случилась в нашем отечестве…

Игнатий слушал Савву, и сердце его плакало от умиления перед подвигом, на который Господь подвиг ум его любимого товарища. Но как сказать: «Не прыгай в пропасть!» – когда тот уже расправил руки, словно крылья, и встал на край собственной жизни? В его-то годы отправляться наугад в Москву, к самому президенту… Нет, из таких путешествий старики не возвращаются. Как на такое благословить?

Настоятель обнял товарища. Монахи стояли друг перед другом подобно двум холмам, поднявшимся над слиянием Енисея и Кривинской протоки, и любовь, как ветер, обвивала их седые вершины. Игнатий расправлял на седой голове старца спутанные космы, поглаживал сопостника по плечу и приговаривал: «Беспокойная ты душа!»

– Отче, не томи! – Савва отстранил руку настоятеля и опустил голову.

Игнатий вздохнул, накрыл старца епитрахилью, перекрестил и, отъяв облачение, благословил на дальнюю дорогу.

Через три часа неторопливой ходьбы по накатанной лесной дорожке путники вышли на опушку, за которой виднелась вереница аккуратных домишек рабочего посёлка Зелёный Бор. Над ровным двухэтажным посадом высился шпиль Покровской церкви, а за ним, вдалеке, просматривались корпуса вокзального хозяйства.