Жизнь как на ладони. Книга 2 - стр. 11

– Кто это с тобой?

– Пьяный ребёнок. Я подобрал его на улице. Если вы позволите, госпожа Рассолова, я окажу ему помощь, а то он умрёт.

Говоря это, Тимофей проворно скинул с себя одежду и опустился на одно колено к бездыханному телу мальчика.

– Мне необходимо много тёплой воды. Куда его можно положить?

– Отнесём в кабинет, там будет удобнее всего.

Закинув за спину края платка, Евгения взяла мальчика за ноги, и они вдвоём понесли его в боковую комнату.

– Ума не приложу, где он мог так напиться, – вполголоса заметил Тимофей. – Неужели родители за ним не смотрят?

Актриса горько усмехнулась:

– Сразу видно, что ты, Тимоша, редко бываешь в городе. Иначе бы знал, что красногвардейцы с матросами на днях разорили винные подвалы Зимнего дворца. То, что тут творилось, неописуемо! Вино текло рекой вдоль улицы. Мужики ложились на землю и лакали его из луж, как собаки. Невесть откуда взявшиеся бабы черпали плошками грязную жижу, наполняя ею принесённые с собой вёдра. Крики, драки, стоны, песни…

– Вот в чём дело! – доктор, не прекращая разговора, раздевал ребёнка. – А я в толк не могу взять, что за веселье у вас в квартале? Пир во время чумы.

– Именно так, – вздохнула актриса и перекрестилась на образ Богоматери, – если Господь не сжалится над Россией… – Она не договорила, бессильно опустившись на гнутый венский стул.

– Госпожа Рассолова, я пришёл к вам как курьер. Меня попросили передать вам пакет.

– Тише!

Упреждающе поднеся палец к губам, Евгения прикрыла дверь и подошла к Тимофею совсем близко, обдавая его ароматом восхитительных духов, сохранившихся с прежних времён.

Тимофей перешёл на шёпот:

– Мне необходимо отдать вам письмо для передачи государю. Ведь вы собираетесь в Тобольск, верно?

Она кивнула.

– Кроме письма, вам следует отнести документы по указанному адресу. Запомните его, – он достал из кармана клочок бумаги и протянул даме. – Это весьма опасно.

– Где наша не пропадала, – махнула рукой актриса, – мы, сибиряки, не привыкли от опасности бегать, как зайцы по полю. А государя надобно спасать.

Ребёнок на кушетке зашевелился и залопотал трудноразличимую абракадабру.

– Он говорит по-фински, – определила Евгения Рассолова. – Знаешь что, Тимошка, оставь мальчика мне. Я присмотрю за ним.

– Вы великая женщина, – восхищенно сказал Тимофей, с надеждой смотря на её осунувшееся лицо. Чуть помолчав, он не удержался от вопроса, ради ответа на который преодолел бы не один десяток километров. – Доходят ли слухи о Досифее Никандровне?

Евгения сокрушённо подняла брови:

– Про тётю Досю ни слуху ни духу. Да и откуда? Почтамт не работает. Но ты знаешь, предполагаю, что им с Прохором Игнатьевичем лучше, чем нам. В деревнях люди как жили, так и живут. Новая власть до них ещё не добралась, а в заморшанские леса и подавно. Голода там нет – у всех свои огороды, скотина, куры. Надобно быть совсем лентяем, чтоб в хлебородный год в деревне пухнуть от бескормицы.

– Пожалуй.

Тимофей поднялся и с благодарностью поклонился:

– Госпожа Евгения, не знаю, удастся ли ещё раз свидеться, но храни вас Господь во все дни.

– Прощай, Тимошка.

На улице его охватили мрак и омерзение. Кругом валялись пьяные, у Невы стреляли, а вдалеке раздавались слова коммунистического гимна: «Весь мир насилья мы разрушим».

«Разрушили, – сказал сам себе доктор Мокеев, – то ли ещё будет».