Жизнь и труды Марка Азадовского. Книга II - стр. 102
Я не считаю, что мои этюды свободны от ошибок; они, несомненно, имеются, и за указание их я мог бы быть только признателен. Более того, моя работа о Ленине появилась в свет только после того, как я проконсультировал ее <так!> с рядом партийцев нашего Института, и появление ее в свет вызвано в значительной мере настоянием последних. Видимо, для всех этих товарищей были совершенно ясны основные цели, которые я поставил себе при работе над данным очерком и которые так недопустимо интерпретирует Волков.
Очевидно, целый ряд товарищей сумел оценить эти задачи и то, что я подошел к теме, от которой боязливо сторонятся почти все исследователи, ограничиваясь только информационными публикациями. Плохо или хорошо – об этом судить не мне, но мой очерк является единственным опытом исследовательского подхода к этой теме (Волков позволяет себе издеваться над научностью статьи, над ссылками, примечаниями и т. п.; едва ли это делает ему честь как научному работнику), и данная статья как единственный опыт такого рода привлекла к себе внимание и революционных деятелей Западной Европы, и <представителей?> буржуазной науки. <…>
Мне думается, что подобного рода факты имеют и некоторого рода объективное значение и, во всяком случае, должны быть как-то учтены при оценке моих работ и моей деятельности. В рецензиях же Волкова, подошедшего к вопросу в полном смысле слова с кондачка, не потрудившегося, хотя бы бегло, предварительно ознакомиться с самим материалом и литературой вопроса, я усматриваю только желание во что бы то ни стало, не считаясь ни с чем, дискредитировать и опорочить меня в научном и политическом плане, а самый же тон его, с которым он, не владея материалом, все же позволяет себе поучать и третировать меня, мне представляется не чем иным, как ярчайшим выражением типичного комчванства, столь сурово осужденного партией и советской общественностью.
Я полагаю, что мой научный стаж и моя репутация как ученого и общественника дают мне право требовать более внимательного и корректного отношения со стороны молодого партийца, даже и тогда, когда в моих работах встречаются те или иные ошибки.
Следует добавить, что Волков в своей рецензии почти не упоминает о «Льве Давыдовиче», создавая иллюзию чисто научного спора. Его задача заключалась, видимо, в том, чтобы привлечь внимание к профессору, пытающемуся отделить подлинный фольклор о Ленине от искусственного. (Напомним, что «подлинным» М. К. считал именно «Покойнишный вой».)
Ленинская тема (т. е. «Ленин в фольклоре») оставалась в поле внимания М. К. Тексты о Ленине появляются в выпусках 4–5 (1936) и 6 (1939) «Советского фольклора» (но отсутствуют в 7‑м). Изучая сохранившийся отзыв Н. Н. Волкова на рукопись шестого выпуска «Советского фольклора» (один из вариантов будущего сборника), можно видеть, что доступный ему экземпляр содержал материалы («Ленин в армянском фольклоре», «Украинские сказки о Ленине» и др.), не включенные позднее ни в один из сборников636.
Со временем к народной лениниане присоединяется и становится неотъемлемой частью всех фольклористических изучений тема «Сталин в фольклоре». Сотрудники Фольклорной комиссии Института этнографии регистрируют печатные выступления, посвященные Ленину и Сталину, создают картотеки, готовят публикации и статьи. Это иллюстрирует переписка М. К. с издательством «Academia», завязавшаяся в начале 1937 г. Задумав выпустить к 20-летней годовщине Октября ленинско-сталинский сборник, издательство обратилось к М. К. Редактор отдела русской литературы И. Рубановский