Жизнь и труды Марка Азадовского. Книга I - стр. 22
Иркутская мужская гимназия была передовым образовательным учреждением; высокий и вполне европейский уровень преподавания сочетался в ней с вольнолюбивыми настроениями – ими были заражены как отдельные преподаватели, так и гимназисты. Д. Н. Прянишников, поступивший в Иркутскую гимназию на 20 лет раньше Азадовского, вспоминает:
…преподавание древних языков в Иркутской гимназии стояло на гораздо большей высоте, чем, например, в 1‑й Московской гимназии, в которой потом учился мой брат. Нас совсем не донимали зазубриванием грамматических правил и исключений из них, но мы много читали в оригинале древних авторов, несравненно больше, чем это делалось в Москве, как я это мог потом наблюдать на моем брате. Также по алгебре и тригонометрии мы гораздо больше решали задачи, чем это делали московские гимназисты, подавленные зубрежкой всяких грамматик, от церковнославянской до греческой (так было, по крайней мере, в 1‑й Московской гимназии).
Весь режим нашей гимназии был совершенно другой. Так, в пансионе, которым я не пользовался, появился в 1879–1880 гг. только что окончивший университет очень молодой воспитатель, кажется, 21–22 лет, якутский уроженец Константин Гаврилович Неустроев139. Он собирал на своей квартире избранных учеников (я тогда был в пятом классе, мне минуло 14 лет). Неустроев читал с нами письма Миртова140 и по поводу прочитанного вел беседы за чаем. Со старшими учениками у него были и другие занятия, в которые мы, младшие, тогда не посвящались141. <…>
Помню историка Ивана Васильевича Щеглова142, отличного рассказчика, большого патриота – «сибирефила», как тогда выражались, который в годовщину 300-летия Сибири143 убеждал нас дать себе слово по окончании университета вернуться обратно в Сибирь и работать на ее пользу144.
Бунтарские настроения среди учеников Иркутской гимназии еще более усилились в начале ХХ в., когда в Восточной Сибири, как и во всей России, стала ощутимой грозовая общественная ситуация.
На рубеже столетий Иркутск был наводнен политическими ссыльными, в первую очередь народовольцами. «У нас были „старики“. Политические ссыльные, – вспоминал писатель Исаак Гольдберг (1884–1938; расстрелян), многолетний друг Марка. – Вокруг них мы, юные, начинающие жить, находили своеобразную атмосферу, отличную от той, к которой привыкли в повседневности»145.
В последние годы XIX в. в Иркутске жили (или временно останавливались) такие известные революционеры (бывшие народовольцы), как Д. А. Клеменц, Ф. Я. Кон, И. И. Майнов, М. А. Натансон, В. Г. Тан-Богораз, Н. С. Тютчев и др. В январе 1903 г. в Иркутск приезжал историк и публицист Н. И. Кулябко-Корецкий (1855–1924), участник «хождения в народ», прочитавший несколько лекций в музее Восточно-Сибирского отдела Русского географического общества и зале Общественного собрания. И. И. Попов вспоминает:
Лекции нравились публике и производили на нее большое впечатление <…>. По окончании последней лекции произошла демонстрация: группа молодежи приблизилась к кафедре. Один из этой группы прочел адрес революционного содержания и при громких аплодисментах передал его Н<иколаю> И<вановичу>146.
В марте 1902 г. в доме иркутской общественной деятельницы Марии Абрамовны Цукасовой останавливался Л. Д. Бронштейн (Троцкий), выступавший перед местными ссыльными. Среди них был и марксист К. К. Бауэр