Жизнь и приключения вдовы вампира - стр. 9
Натали лежала, не поднимая на батюшку глаз, лицо её было белее мела. Доктор, решив, что молодая женщина не в себе от страха, решил успокоить:
– Не пугайтесь, я как учёный во всякую нечисть, вроде оборотней и вампиров, не верю. И, поскольку он не успел прокусить вам шею, могу с уверенностью сказать, что в данный момент вашей жизни ничего не угрожает.
– Кто он? – еле выдавила из себя бедная Натали.
– Как мы полагаем, ваш супруг, превратившийся в вампира, или, может быть, и бывший им до смерти, и, возможно, выпивший кровь из трёх своих прежних жён, – говоря это, врач имел крайне озадаченный вид. А в голосе проскальзывало явное недоумение.
В этот момент в дверях появился слуга и доложил, что пожаловала супруга околоточного надзирателя Анна Алексеевна Абинякова. Она пренепременно желала видеть хозяйку, а выглядит надзирательша очень взволнованной.
Едва успев переступить порог и увидев лежащую в постели вдову, а рядом доктора и отца, Анна Алексеевна тут же заговорила:
– Я так и полагала, так и полагала! Не к добру всё это, ох не к добру! А он только отмахнулся, говорит, на его участке по пьяному делу каких только чудес не вытворяют.
– Кто он? И о каком чуде вы изволите говорить? – удивился писарь.
– Сегодня ночью мой муж, околоточный надзиратель Павел Никодимович Абиняков, возвращался домой с работы. Участок его за рекой, как раз там, где расположено кладбище. Уже на подходе к реке он увидел несущуюся вдоль моста закрытую повозку на рессорном ходу. Когда та проезжала мимо, то из своей профессиональной наблюдательности муж успел заметить, что внутри сидит человек в чем-то красном с золотыми отблесками. Для острастки муж окликнул: «Стой, кто такие?» Кучер было придержал лошадей, но из повозки раздался крик: «Кузьма Федотыч на кладбище возвращается!» – после чего возничий добавил лошадям прыти, и повозка скрылась из вида.
Как только, поминутно обмахиваясь платочком и глубоко вздыхая, госпожа Абинякова покинула дом, доктор и писарь удалились в другую комнату обсудить случившееся.
– Хоть мне и удалось привести в чувства Наталью Акимовну, но она всё ещё очень слаба. Я дал ей успокоительных капель, пусть поспит. Для неё сейчас сон – лучшее лекарство. А вам, Аким Евсеич, доложу, – доктор отвёл писаря в сторону и заговорил полушёпотом, чтобы кто из челяди не услышал: – Вся левая рука вашей дочери от локтя до плеча в кровоподтёках. Ну а следы зубов на шее… Получается, её щипали, а может, и кусали… Но Кузьма Федотыч разве мог?
Аким Евсеич замахал руками:
– Чур вас, чур! Что вы такое говорите? Может, где о косяк ударилась?
– Тогда ей надо было только и делать, что ходить и о косяки биться. А уж укусы…
– Но Кузьма Федотыч… упокоился… – развёл руки в стороны писарь.
– Вот и я говорю… – согласился с ним врач.
И оба, переглянувшись, замолчали.
– Я, право, в растерянности. Не знаю, что и думать? – почему-то шёпотом спросил писарь.
– Мне как человеку просвещенному… м-м-м… сама мысль, что Кузьма Федотыч из гроба восстал, – претит! Но… есть очевидцы – слуги. И следы на теле вашей дочери… М… да, – в раздумье врач потёр себе лоб, склонил голову набок, разглядывая принесённый слугой поднос с вином и закуской.
Выпив по бокалу подогретого красного бордо и закусив нарезанной холодной телятиной, Аким Евсеич и доктор почувствовали непреодолимую тягу ко сну. Аким Евсеич решил остаться ночевать в доме зятя, а доктор направился домой. Проводив доктора, Аким Евсеич задержался в прихожей перед зеркалом: