Жизнь графа Дмитрия Милютина - стр. 34
В связи с пересмотром педагогических программ Дмитрий Алексеевич написал записку со своими мыслями и предложениями. Он написал, что надо решительно изменить подготовку курсантов, совмещая теоретические занятия с практическими, больше заботиться об умственном и нравственном развитии учащихся, о различиях в возрасте, следить, чтобы меньше зубрили, больше упражнялись. Подробно изложил, как надо вести уроки по русскому языку и истории, предлагая на собственном примере показать, как совместить уроки географии и истории…
Генерал Ростовцев прочитал записку, испещрив ее многими замечаниями и поправками, и пригласил Милютина.
– Полностью, Дмитрий Алексеевич, одобряю ваш огромный труд, ваши мысли, ваши предложения. То, что вы предлагаете, возникало и у меня, много прекрасного, но лишь теоретического, не приспособленного к средствам. Кафтан щегольской, но сшит не по мерке. А вы подумали, где нам взять деньги? Где время для наблюдения самостоятельного труда шестисот или тысячи мальчиков? Кто будет направлять? А главное, кто будет следить и произносить окончательный приговор? Нет, Дмитрий Алексеевич, не созрели мы для такого труда. Прежде всего создайте людей, – а до того времени ждите. Вы знаете, сколько лет я занимаюсь военно-учебными заведениями? Много-много лет… Я привязался к ним любовно, родственно, лучшие годы отдал я этому одностороннему делу, это дело моей чести. Но при теперешних условиях военно-учебных заведений нет возможности создать индивидуальное, самобытное и самостоятельное образование. Я бы мог пускать пыль в глаза и блистать отчетами, но никогда не унижусь до шарлатанства. Я только сожалею, что многое справедливое и прекрасное, что вы здесь предлагаете, – и Яков Иванович поднял палец вверх, – не может быть выполнено. Вы уж, Дмитрий Алексеевич, извините меня за то, что я тут начеркал…
Дмитрий Алексеевич взял записку, посмотрел на зачеркнутые и поправленные места и горько улыбнулся. Вышел из кабинета начальника, одного из ближайших сподвижников Николая Первого, и еще раз улыбнулся, вспоминая разговоры об императоре, думающем только о маршах, парадах, о прусской подготовке русской армии. Этот разговор с Ростовцевым удивил его и разочаровал. Он вовсе и не предполагал так расстроить Ростовцева, не думал, что предложенное им окажется таким близким и дорогим Якову Ивановичу идеалом, к которому тот так давно стремился… Нет финансов – вот главная причина всех наших непорядков. «Прежде всего создайте людей, – сказал генерал, – а как их создашь, если не дать им серьезного нравственного образования, не считая военного… Задача не из легких…»
После этого разговора с начальником штаба Дмитрий Милютин уже не замахивался на перестройку всего военного образования в военно-учебных заведениях. Работы у него было и без того предостаточно.
Ростовцев – человек благородный и предприимчивый – тут же подал рапорт о пожаловании Дмитрию Милютину чина полковника, хорошо зная порядки императорского двора: раз в прошлом году Милютину дали орден, то в 1847 году ему ничего не полагается. Ростовцев нажал на все пружины, от которых зависело это присуждение, походатайствовал перед графом Чернышевым, подсказал чинам поменьше, как это можно было сделать: два года служил в Кавказском корпусе, образцовый офицер, превосходно вошел в профессорскую группу Военной академии, справляется со своими обязанностями в военно-учебных заведениях… И препоны были преодолены: к Пасхе Д.А. Милютин стал полковником.