Жизнь человеческая. Сборник рассказов - стр. 3
«Иногда все же положительное влияние от новых обоев на кухне гораздо превосходит значение всей словесная суеты, которую оставляет человек после себя», – сформулировал вывод Фёдор. И ещё вдруг вспомнил лозунг со старого советского плаката, однажды увиденного им на фотографии в газете, который отчего-то глубоко врезался ему в память, вероятно, из-за простой, но в то же время очень точной формулировки. Он гласил: «Что мы сами сделаем, то у нас и будет. Так мы и будем жить». В общем-то, это была правда. Иногда просто нужно взять и поклеить новые обои на кухне, нежели пытаться докопаться до какой-нибудь устаревшей истины, похороненной в мутной воде истории, или бесконечно рефлексировать в бесплодных попытках понимания собственного предназначения или какой другой тщеты, популярной у современных людей, на которую они тратят последние психические ресурсы своих душ.
Впрочем, расстраивался Фёдор недолго. «Да чего уж там об обоях говорить, когда такую страну просрали!» – подумал он, махнул рукой и отвернулся. И на удивление ему сразу полегчало. Это была ещё одна любопытная особенность психологии всех Фединых соплеменников. Стоило им претерпеть, как правило, по собственной дурости некоторое фиаско в личном, профессиональном, моральном или, что чаще, финансовом аспекте жизни, то они тут же судорожно начинали искать нечто более страшное и непоправимое обычно планетарного обхвата, на фоне которого их личная промашка выглядела бы пустяковой и как бы меркла и растворялась в водовороте глобальных и мрачных трагедий национального масштаба и желательно являлась бы естественной предтечей их собственной локальной беды. А потому как сознание советских граждан не может вообразить себе ничего более страшного и непоправимого, чем горькая судьба собственного отечества, а также потому, что судьба эта одновременно являлась отражением участи каждого гражданина его населявшего, то, как правило, эта тематика и являлась своеобразным громоотводом для всех негативных эмоциональных проявлений среднестатистического гражданина. История государства и его нынешние реалии были одним из главных столпов, которые поддерживали на себе так называемую русскую экзистенциальную тоску, не имевшую ничего общего, как можно подумать, с упадническими или депрессивными состояниями отечественной духовности. Нет, русский человек, в общем-то, всегда надеялся только на лучшее, на тот самый уникальный во всех отношениях «авось», который и помогал российскому человеку, словно мистический оберег, не терять надежду даже в самых патовых ситуациях.
Русская тоска – это необъяснимая и неосознаваемая скорбь и не по родине, и тем более не по согражданам, и даже не по собственной судьбе, а вообще…о высоком, о кажущемся несовершенстве и несправедливости бытия, о невозможности понять мир вокруг и главное – себя самого, свои желания, меняющиеся каждое следующее мгновение на противоположные, о неизбежности смерти и, что еще важнее, забвения. Не то чтобы кто-нибудь всерьез над этим размышлял или мало-мальски мог внятно сформулировать подобные мысли хотя бы для себя самого, но в душе это было у каждого, горело маленьким тусклым огоньком и обжигало всякий раз, когда человек смотрел на березку в чистом поле, на сгорбленную старушку на паперти или на стратегический ракетный комплекс «Искандер». Тут уж у кого как. Что касается Феди, то размышления о своей стране вызывали у него какое-то мазохистское удовольствие, в котором он, впрочем, не признался бы себе даже под страхом смерти. Всегда после эмоциональных или даже оскорбительных отзывов, будь то в сторону правящей партии или населения страны, он чувствовал едва уловимое удовлетворение, хотя оно и было несколько стыдливое и неприличное. Вероятно, что-то похожее чувствует совсем молодой юнец, послушник, после того как сбежал из уездного прихода, для того чтобы впервые посетить публичный дом. Так или иначе Федя всегда испытывал облегчение после очередного сеанса церемониального жертвоприношения чёрного козла, хоть конечно, оно и оставляло солоноватое послевкусие. Вот и теперь он смирился, таким образом, и с непоклеенными обоями, и с другими упущенными возможностями, беря тем самым взаймы некоторое количество положительной психической энергии у этого мира, для того чтобы протянуть ещё какое-то время, расплачиваясь им с демонами объективной реальности, чтобы те хоть изредка позволяли ему не чувствовать себя дерьмом.